Подари мне себя до боли
Шрифт:
Наспех запихав в себя бутер и залив его сверху кофе, Соня поднялась из-за стола:
— Готово. Можно ехать.
— Теперь можно. — Согласился Анатолий и тоже поднялся.
Пока ехали, Соня думала. О Моронском. Он вообще, в последнее время без особого Сониного дозволения, слишком часто посещал ее голову и останавливаться на достигнутом не собирался. Она не хотела. Гнала мысли о нем, однако слишком сильные эмоции с ним были связаны и Соня не знала, как со всем этим совладать.
И ведь особо не упрекнёшь его. Да, методы у него грубые,
А так — все ясно. Все на поверхности. Он не скрывает своих намерений в отношении Сони. Ему ее надо, во что бы то ни стало, поиметь. И точка. Потому что он не привык себе отказывать, о чем честно, сразу Соне и заявил.
И проблема в этой ситуации — не Моронский, как раз, а сама Соня. Он же не виноват, что она такая вся принципиальная, не приемлющая секс без обязательств, уверенная в том, что дарить себя нужно только хорошим, добрым, скромным и предсказуемым мальчикам. Которые сразу же женятся.
А он пришёл и перевернул всю ее жизнь с ног на голову. И теперь она запуталась. Что хорошо? Что плохо? Где мораль, где принципы? Все ее представления об отношениях между мужчиной и женщиной теперь, как будто, были поражены вирусом. Имя которому Макс Моронский.
Зайдя в квартиру, первым делом Соня отыскала свой телефон. Двадцать восемь пропущенных от Лёвы. Вот с кем меньше всего она сейчас хотела говорить! Написала сообщение маме, что она уже дома и что все в порядке. Пошла в ванную, приняла душ, помыла голову, надела все чистое. Помянула трусы. Не дешевые, между прочим.
На кухне налила горячего чаю, забралась с ногами на стул, обняла себя за колени. Надо было бы поработать, но перед глазами стоял образ Моронского. В очках. В трусах. БЕЗ трусов. На речке с травинкой в зубах. И спящий. И все эти Моронские калейдоскопом крутились у Сони в голове, мешая сосредоточиться на чём-то серьёзном.
Она заставила себя включить компьютер, долго сидела перед монитором, глядя сквозь него. Как вдруг в дверь позвонили. Шаркая тапками, Соня пошла в прихожую. В глазок она увидела Лёву. Внутри неё все сжалось. То ли от жалости, то ли от отчаяния, то ли от того, что меньше всего сейчас хотела видеть именно его…
— Привет. Заходи. — сказала Соня, открыв дверь.
— Здравствуй… — парень шагнул в квартиру.
Они стояли в прихожей и смотрели друг на друга, не зная, кто должен и что сказать. Во всяком случае, Соня не собиралась начинать первая. Она ждала, что скажет он.
— Я сто раз звонил! — начал Лев.
— Двадцать восемь — тихо поправила Соня и воткнула взгляд в коврик у порога.
Он
— Может, ты объяснишь, наконец, что происходит. — спросил он и голос его дрогнул. — ЧТО ПРОИСХОДИТ, Соня! — уже громко и с напором повторил парень.
Соня закрыла глаза. Она была готова произнести это. Она ещё в машине, на обратном пути из дома Моронского несколько раз про себя проговаривала эту фразу. И ей тогда казалось, что сделать это будет куда легче. А сейчас, будто язык не поворачивался произнести. Всего три слова…
По спине скатилась капелька пота.
— Нам. Надо. Расстаться. — наконец, проговорила она и вся сжалась. — Давай останемся друзьями?
Лёва странно осел, плечи опустились.
— Нет. — Тихо произнёс он, наклонив низко голову.
— Лёва я… послушай…
— Нет. — он качнул головой. — Я не хочу слушать. Соня, что случилось? — он поднял на неё глаза, в которых вот-вот готовы были заблестеть слёзы.
Она набрала воздуха в легкие, как перед прыжком в воду.
— Ничего, Лёва. Я просто тебя не люблю. — Выдохнула Соня и словно гора свалилась с плеч.
Влага в глазах Лёвы мигом испарилась, рот скривился в злой усмешке.
— И давно? — он посмотрел куда-то вглубь квартиры через Сонино плечо.
— Лёва, это была не любовь. — Соня, вдруг, почувствовала, что говорить правду стало легко, какой бы горькой она не была. — Мы всегда были с тобой хорошими друзьями, которые просто однажды, почему-то, решили переспать. Вот и все…
Лицо парня побледнело и покрылось розовыми пятнами.
— Вот ТАК, значит, спустя два года ты заговорила? — презрительно бросил Лёва.
— Лёв, ты чего? — Соня опешила. Она будто видела его впервые. Никогда он ещё так зло с ней не говорил. — Ну, признайся честно, мы больше друзья, чем пара!
Соня попыталась коснуться рукой его плеча, но он отшатнулся от неё, как от чумной.
— А что, этого мало? — резко выпалил он.
— Мне — да. Думаю, тебе тоже… должно быть.
Парень опустил голову вниз, руки безвольно повисли вдоль тела.
— Ты с ним да? — еле слышно спросил Лев.
— С кем?
— С этим — он вскинул голову, указывая на букет в зале, — из ресторана?
— У меня ничего с ним нет и быть не может… — сказала и мгновенно вспыхнула, вспомнив губы дьявола Моронского и его горячий язык у себя во рту.
— Понятно, — зло проронил Лев, разворачиваясь к двери, но вдруг замер и добавил сквозь зубы: — И ты такая же, как все, продажная шлюха…
После чего шагнул за порог и хлопнул дверью так, что у Сони на кухне звякнула посуда.
Она сползла вниз по стене, закрыла руками лицо и заплакала.
***
Вечером, встретив Веру Александровну с работы, Соня обняла ее крепко, чего не делала со школы.
— Ты как, детка? — спросила мама с беспокойством заглядывая Соне в глаза. — На тебе лица нет. Тебя обидел кто-то?