Подари мне себя до боли
Шрифт:
— Хочу!
Глава 33 (часть 1)
(Саундтрек к главе)
I want you to hold me
Come and lay with me
Set aside your problems with me, baby
Save your conversation for the basement (Yeah)
I want you speaking in tongues
You know what they say about thoseВы
They come together, look we’re together
You turn my sixes to nines
Big wild «6's to 9»
Двери
— А где костюм медсестры? — изрёк Макс вместо приветствия.
— А где пижама, больной? — Соня метнула взгляд в едва прикрытый пах.
— Я простыл, а не умираю.
Они стояли в шаге друг от друга и, как будто не знали, что делать дальше. Что обычно должна делать девушка в гостях у парня Соня знала. Но, проблема-то в том, что она ему не девушка. А он ей — не парень. Они просто трахаются. Ну, то есть, «встречаются».
— Извини, сжать в приветственных объятиях не могу, руки в краске. Если только сама обнимешь? — и застыл, кривя рот в ухмылке.
К горлу подкатила волна и с мучительным спазмом откатила назад. Как же тяжело было скрывать огромное, почти болезненное желание обнять его, прижаться. Если бы не казачье упрямство…
— Вот… — она огородилась свёртком с картиной, как щитом, сделав вид, что просто не услышала последней фразы, — это у тебя будет смотреться гораздо органичнее, чем в моей хрущевке.
Ей показалось, что Макс рвано вздохнул и что-то буркнул под нос.
— Проходи, раз решила стать мне сегодня родной матерью! — он развернулся и пошёл вглубь квартиры в сторону гостиной.
Соня поставила прямоугольник у диванчика, поплелась следом, глядя в широкую рельефную спину с двумя выбитыми на ней скрещёнными мечами. Она что-то хотела как раз спросить про эту картинку, но застыла. Оказывается, она прервала творческий процесс.
В гостиной, на низком столике в дичайшем беспорядке валялись тюбики с краской, испачканные тряпки, кисти, шпатели, палитры. Недогрызанное яблоко, бутылка виски и почти полная пепельница окурков являлись центральными объектами натюрморта. Соня покачала головой, но промолчала.
На подставке вроде мольберта сохла… хм, картина. Вернее, портрет. Если можно так выразиться. По обнаженной груди в портрете угадывалась женщина, которой художник вместо головы пририсовал помятое серое ведро с глазами и оскаленным ртом. Собственную голову женщина,
— Нравится? — спросил творец шедевра.
— Обещай мне, что никогда не будешь писать мой портрет!
Макс причмокнул уголком рта.
— Портрет ещё заслужить надо!
— Вот сразу мне и скажи, как избежать столь высокой чести?
Соня повернулась к подошедшему сзади Максу и не думала, что он будет так близко. Очень близко. Они буквально столкнулись носами.
— Э… а у тебя есть лекарства какие-то? — быстро проговорила Соня, чтобы заполнить искрившую между ними паузу.
— Какие лекарства, малыш, ты же все привезла с собой, — хрипло прошептал Моронский и, обхватив ее голову вымазанными в краске пальцами, вцепился ртом в губы.
Соня начала отвечать, чувствуя, как пол поплыл под ногами. Руки Моронского загуляли по телу. Языком он во всю орудовал у неё во рту, пыхтел в неё, будто хотел накурить ее собой. Сама она не смогла остановить ладони, пустив их за край его шортов и слегка сжала крепкие горячие мужские ягодицы.
Стоп! Соня распахнула глаза. Она зачем приехала? У него ж, наверное, температура?
— П… подожди, п… постой! — промямлила, отстраняясь, пока они совсем берега не потеряли. — Давай сначала температуру тебе измерим?!
— Чё ее измерять, — выдохнул Макс ей в шею, задирая край Сониной футболки, — я и так знаю, что семьдесят два и три.
— Это по Фаренгейту? — пискуна Соня, когда он рванул пуговицу ее джинсов на себя.
— Соня, по Фаренгейту такая температура у трупов. А я, смотри, какой живой! — он вжал ее бедра в свой каменный пах и повлёк, подминая под себя, куда-то назад.
— Макс, — попробовала возразить Соня, а получился стон, — подожди…
Для больного он слишком стремителен. Да и Соню уже повело. Между ног закипело. Руки потянулись к упругим половинкам груди Макса с темными бусинками сосков. Захотелось втянуть их в рот, облизать, прикусить.
— Да ладно, бейба, ты ж для этого и приехала! Изголодалась, кошка моя похотливая, — джинсы слетели вниз, а сама она упала лопатками на диван, мгновенно придавленная сверху "больным", но чрезвычайно прытким Максом.
Соня забрыкалась под ним. Надо же, какое самомнение у самца? Изголодалась она, значит, как кошка?
— Прежде чем лапать кошку, руки помой! — Она попыталась выползти из-под него, но пациент навалился сверху, вдавливая в диван сильнее, обездвиживая.
— Я не смогу, малыш, у меня стояк напором прорвёт сейчас. Я не буду руками трогать. Обещаю!
Он дождался, пока Соня утихомириться под ним. Поднялся над ней на коленях, руки поднял вверх, будто сдаваясь.
— Давай сама!
Чего? Сама? Ой, мама!