Подари мне себя до боли
Шрифт:
Глупая, глупая Соня.
— Когда? — сухо спросил он.
Странный вопрос для хозяина. Что с вами, господин Моронский?
Соня пожала плечами. У неё не было дежурного ответа.
«Когда звёзды сойдутся. Когда ты взвоешь на Луну…» — хотелось сказать, но она молчала. По понятной причине.
Макс коротко глянул на неё и сжал челюсти. Его невозмутимое спокойствие в сочетании с холодным пронизывающим взглядом тёмно-карих глаз вызывало у Сони чувство
Хозяин — Он стал для неё целым миром, как бы она не сопротивлялась, и смотрел на неё так, будто Соня сидела перед ним голой. Что тут скажешь?
Ты, либо бери, не спрашивая, либо отпусти. Сейчас.
— Ладно, — бросил он, не дождавшись, и полез куда-то в карман. Достал портмоне и вынул из него чёрную пластиковую карту.
«Ой, нет, только не кредитка! Это совсем уж банальная пошлятина!»
— Это твоя членская карта «Порока». Не потеряй.
Соня выдохнула. Взяла, повертела чёрный гладкий прямоугольник в руках.
— Надо же, какая честь! Слышала, это дорогого стоит? Ты уверен, что я того достойна? Я же не олигарх или министр какой, и даже не проститутка!
Грудь Макса медленно поднялась вверх и опустилась, ноздри зашевелились, взгляд стал жестким. Соня вся сжалась. Он придвинулся к ней плотнее, навис, словно грозовая туча, вжимая в сидение. Обхватил лапой нижнюю челюсть, вдавливая ее затылком в кожаную обивку.
— А ты дерзишь вообще по жизни или только тогда, когда хочешь, чтобы я тебя трахнул?
— Ма… кс… — он не дал ничего сказать, просто вгрызся в ее губы, начал терзать их, бородой своей шоркая по щекам и подбородку.
Наконец, оторвался от опухших, покрасневших губ, вперился цепким взглядом, лишая остатков самообладания и заговорил глухо, хрипло:
— Мой Порок — моя религия! Ты должна принять это. И уважать! Искренне. Жить моей жизнью, — стрелял он словами, — это не просто какая-то пластиковая хрень, которую ты можешь выбросить в урну! Это твоё удостоверение личности в моем мире! Я думал, мне больше не придётся объяснять это!
— И… что мне с ней… с ним делать? В твоём мире?
— Быть там, когда я скажу. Делать то, что я скажу!
Соня сглотнула.
Почему он опять такой? Ели же бургеры, как нормальная… пара… Почти.
— А если я не смогу? — едва шевеля губами спросила Соня.
— Что не сможешь?
— Делать, быть…
Макс усмехнулся и отстранился, поправляя ее растрепавшиеся волосы.
— Уже можешь. Уже делаешь.
«Ну, допустим, на бургерах-то не ты настоял, а я. И ехать к тебе домой я уже отказалась!» — подумала Соня, а вслух сказала:
— А что я получаю взамен?
— Все, что хочешь! Кроме моей свободы…
Соня нарочито громко фыркнула. «Можно
— Хорошо! — Соня помотала головой, откидывая волосы назад, — тогда больше не таскай меня по магазинам! Я терпеть не могу такой шопинг!
— Да? Я думал тебе понравилось там, в примерочной.
Соня вспыхнула.
— Ты понял, о чем я.
— Понял. Шопься сама, лавэ у тебя есть. Закончится — скину ещё!
Соня поднесла ладонь к лицу и застонала, запрокинув голову.
— Что я не так сказал? — спросил он тоном босса, отчитывающего подчинённую.
Соня вздохнула.
— Проехали, Моронский, — отмахнулась она, пряча карту «Порока» в задний карман джинсов.
— То-то же! — он ласково погладил Соню по ноге. Потом, вдруг, резко размахнулся и шлёпнул ладонью со всей силы по тому месту, которое только что гладил.
— Ай! — вскрикнула она.
— Для профилактики, — пояснил Моронский, опустил со своей стороны затонированное стекло и звонко свистнул, подзывая Игоря.
— Пока, пися-хулиганка, — сказал Макс, заправляя прядь ее волос за ухо, когда Гелендваген, то есть Брабус, остановился у Сониного подъезда.
— Макс… — Соня стрельнула взглядом в бритый затылок Игоря за рулём и почувствовала, как опять запекло щеки.
— Ты его стесняешься, что ли? Игорь, — он постучал по плечу амбала, — ты что-нибудь слышал?
— Нет, босс, я глухой!
— Видишь, он глухой. А когда надо — ешё и глухонемой. Да, Игорь?
Ответа не последовало.
Макс наклонился к Соне, мягко чмокнул ее в губы, слегка скользнув по ним языком. Уткнулся носом ей в щеку.
— Трахать тебя в примерочной было сладко, — прошептал он хрипло и по спине у неё побежали мурашки, — я надеюсь, ты позвала меня туда, потому что сама хотела, а не для того, чтобы что-то доказать этой курице?
Соня протолкнула вставший в горле комок и мелко потрясла головой.
— Смотри, — он прищурился, отстраняясь, — Королевам челядь шнурки завязывает, а не наоборот!
Вера Александровна стояла тихо в прихожей и внимательно наблюдала, как огромный детина, обвешанный пакетами, словно новогодняя елка игрушками, разоблачается, снимая их с себя, путаясь и роняя на пол коробки.
— Мама, прошу, ничего не спрашивай, пожалуйста, — простонала Соня, когда за охранником Моронского закрылась дверь.
— Чё тут спрашивать, — фыркнула мама, — все и так понятно. Ты букет когда на мусорку вынесешь? Он уже засох давно!