Подари мне себя

Франц Анастасия

— Ну, похоже, что Герману Витальевичу, — Ленка прыснула в кулак, а я только с улыбкой покачала головой. — На него просто управы нет.

— И не найдётся, Канаева. Ты забыла, что среди начальства у него друзья, да и связи. И моё слово против него — ничто. Поэтому буду работать и надеяться, что он поймёт, что я не собираюсь под его дудку плясать, и отстанет от меня.

— Хорошо было бы. Но посмотрим. Надолго ты в мини-отпуске? — спросила подруга и посмотрела на десерт, который нам только что принесли вместе с горячим ароматным чаем.

— На

три дня, а там посмотрим. Ты же знаешь, что в одну секунду всё может поменяться.

Коллега кивнула и, отломив кусочек аппетитного угощения, принялась лопать. Я же заказывала себе лишь кофе, наслаждалась вкусом и запахом. Грела ладони о кружку и слушала подругу, которая рассказывала, как провела Новый год, где и с кем встречала. А потом расспрашивала у меня.

Я в подробности вдаваться не стала, решив рассказать лишь то, что немного побыла у друзей, а потом вернулась домой. О незнакомце и поцелуе решила умолчать. Всё же это слишком личное, о котором я не рассказала даже близким друзьям. А мы, между прочим, не первый год друг друга знаем.

Да и это действительно слишком личное, чтобы делиться этим с кем бы то ни было. Я хочу его сохранить глубоко в себе и никому не рассказывать. Словно оно стало для меня очень дорогим, драгоценным.

И, наверное, оно так и было. Даже сегодня ночью, когда я сомкнула глаза на несколько часов, мне приснились эти губы, что обжигали мою кожу на губах. Которые касались так, что по телу проносился электрический разряд в двести двадцать вольт, простреливая всю меня и моё сознание.

Мне было жарко так, что во сне я раскрылась, а проснулась в поту и с быстро бьющимся сердцем, словно пробежала двадцать километров.

Я долго не могла успокоить своё сердцебиение и неровное дыхание. Сон был настолько реалистичный, что у меня перехватило дыхание, и, рвано дыша, я ощущала на своей коже его касания и слышала шёпот рядом с собой. Лишь через некоторое время смогла взять себя в руки и понять, что я не во сне, а наяву в своей кровати. Одна.

По телу прошёлся озноб. И, прикрыв глаза, я пыталась сосредоточиться, но у меня ни черта не получалось, потому что как только я закрывала глаза — я видела его и губы, что касались моих губ. Холодное прикосновение, от которого по телу расползается жар.

Очнулась я от того, что меня кто-то громко звал. Резко повернув голову, я увидела, что это Ленка пристально смотрит на меня, не понимая, что со мной происходит. А я так погрузилась в свои воспоминания и мысли, смотря в окно, за которым день сменялся вечером и плотные сумерки накрывали город, что ничего не замечала.

— Ты о чём задумалась? — в глазах Канаевой я увидела беспокойство и непонимание.

— Да так. Не обращай внимания.

Мы ещё какое-то время посидели, поговорили и, оплатив счёт, вышли вместе из уютного и теплого местечка, потом попрощались и двинулись в разные стороны.

Домой я приехала только через полтора часа, потому что пробка за всё это время не рассосалась.

Я вошла в дом и не успела ещё закрыть входную дверь, как в сумке ожил телефон, оповещая меня о новом входящем вызове.

Сразу подумала, что это Шестинский желает видеть меня на работе, но нет. Я ошиблась. На этот раз звонила Белова, которая беспокоилась обо мне. Но я заверила её, что всё хорошо и ей не стоит ни о чём таком волноваться.

Поговорив с подругой немного, набрала номер родителей. С ними уже я разговорилась не на шутку. Всё же по родным я соскучилась — мы не виделись несколько недель, да и разговариваем не так часто. Опять же из-за моей работы.

С мамой мы проговорили достаточно долго. Она передавала привет моим друзьям и сказала, чтобы как-нибудь все вместе заглянули к ним, как только они приедут в город. Я согласилась и сказала, что всё передам.

Тепло попрощавшись с родительницей, я направилась в душ, а потом и легла спать, укутавшись в тёплое пуховое одеяло, и почти моментально провалилась в сон.

Шестинский за вечер ни разу не позвонил, что не могло меня не радовать. Но это затишье перед бурей меня всё-таки тревожило.

Дни пролетали быстро и монотонно. Рождество всё же получилось встретить с четой Беловых. Работать я стала, как и прежде: с графиком два через два, что меня не могло не радовать. Но всё же я переживала, что Шестинский вновь вызовет меня к себе в кабинет и поставит мне ещё несколько дежурств плюсом к моим дневным сменам.

Но нет. Такого не происходило. Мы почти даже не пересекались. А если и встречались, то я вежливо здоровалась с ним и проходила мимо. И, конечно, в душе радовалась, что этот мужчина наконец понял, что ему меня не приручить, и отстал от меня. Постепенно напряжение последнего месяца сходило на нет. И под конец я совсем расслабилась. Да и чувствовала себя лучше. Морально.

Сегодня была смена моя и Ленки. Дежурство было не таким легким, как весь месяц. Было две операции, не слишком тяжелые и сложные, но всё же и не лёгкие.

Из операционной я вышла уставшая, но держалась. Приняла бодрящий душ и двинулась в сторону сестринской. За столом с чашкой крепкого ягодного чая сидела Канаева.

— Ну, как всё прошло? — спросила девушка, отхлебнув глоток напитка.

— Хорошо. Жизни пациента ничего не угрожает.

Села, облокотившись о спинку стула, прикрыла глаза. До конца смены оставалось чуть больше получаса, а глаза уже сейчас слипались.

Сегодня вновь спала плохо. Всё чаще мне стал сниться тот незнакомец в лифте и наш поцелуй. Вернее, то лёгкое, но невероятное касание, которое внутри что-то задело, отчего я не могу забыть этого мужчину и его прикосновение к моим губам, бросающее меня в жар.

Я понимала, что это лишь случайная встреча, случайный поцелуй… Но не могла его забыть, выкинуть из головы. Я остро и трепетно помнила нежные прикосновения сильных рук к своему лицу, помнила его голос, его слова: «Ты очень красивая!»