Подари мне семью
Шрифт:
– Что ты здесь делаешь, Лебедев?
– Ужин готовлю.
От моего ответа, сопровождаемого изогнутой бровью и издевательской ухмылкой, Кирин незадачливый ухажер подвисает. Смешно лупает округлившимися глазами и глупо повторяет.
– Ужин?
– Да, ужин. На который ты не приглашен.
– Никита!
Кира неловко дергается под моими пальцами, но я крепче вплавляю ее в себя, мажу губами по ее виску и мягко прошу.
– Проверь мясо, пожалуйста.
Странно, но больше она не огрызается. Застывает ровно на мгновение. Недолго
Я же выдерживаю тяжелую паузу. Проигрываю в мозгу десяток вариантов от шантажа до мордобоя и останавливаюсь на самом непредсказуемом.
Раньше я бы размазал незадачливого Казанову по лестничной площадке, теперь – убираю руки в карманы и задумчиво наклоняю голову набок.
– Ты ведь знаешь, что Митя мой сын?
– Знаю.
Медленно кивает Григорьев, подтверждая мои догадки, и явно не врубается, к чему я веду. Судорожно мнет шерсть искусственного медведя и неловко переминается с ноги на ногу, теряя былой запал.
– А готов ли ты строить отношения с Кирой, понимая, что я всегда буду рядом? Буду гонять с Митей в хоккей, буду ездить с ним на рыбалку, буду ходить к нему на линейки в школу. Буду покупать ему новую экипировку. Буду учить водить, когда он немного подрастет.
Вываливаю это все пулеметной очередью и замолкаю, чтобы оппонент мог переварить дополнительные вводные и оценить масштаб моего предполагаемого присутствия.
Тишина повисает непроницаемая. Окутывает от макушки до пят и давит на уши. Оглушенный, Павел растерянно открывает и закрывает рот. Ну, а я пру дальше, как развивающий скорость паровоз. Или как профессиональный боец на ринге, почуявший вкус близкой победы.
Подсечка. Апперкот. Нокаут.
– Совместный отдых на море. Вылазка в горы. Празднование Нового года. Митины дни рождения. Меня рядом. Вывезешь?
Знаю, что не вывезет. Вижу это по изломленным дугой бровям. По поджатым губам, слившимся в одну линию. По замешательству, застывшему в невыразительных поблекших глазах.
Вижу и немного жалею больше уже не соперника с нелепым именем «Павлуша», как называет его Анастасия Юрьевна.
– На будущее запомни одну вещь, Григорьев. Семилетние пацаны не любят плюшевые игрушки.
Убедившись, что никто не собирается удостоить меня ответом, я заключаю отстраненно и спокойно притворяю дверь. Проворачиваю в замке ключ, как будто делал это не одну сотню раз, и двигаюсь на запах, ползущий из кухни.
Прислоняюсь к косяку и не успеваю обозначить свое появление. Кира спиной чувствует мое присутствие, разворачивается резко и холодно отчитывается.
– Мясо скоро будет готово.
Окинув меня пронзительным взглядом, от которого желудок прилипает к позвоночнику, она стремительно преодолевает расстояние от печки до порога. Шагает, как маленький локомотив, и пыхтит так же.
Обхватывает мою руку теплыми пальцами и тянет к себе, внимательно
И, пока Кира разгадывает легкий, в общем-то, ребус, я впадаю в кратковременный ступор. Не шевелюсь, дышу через раз и с необыкновенным вниманием изучаю крылья ее маленького аккуратного носа, едва заметную ямочку на щеке и хрупкие выпирающие ключицы.
Я бы мог залипать на них целую вечность. Очерчивать их подушечками пальцев, рисовать вдоль них замысловатые узоры, касаться губами снежно-белой кожи…
– Никита!
– Ау?
Выныриваю из омута шальных фантазий, в которых накрепко завяз, и виновато поднимаю ладони.
– Задумался, извини.
– Так о чем вы говорили с Пашей?
– Не важно. Он больше тебя не потревожит.
– А у меня ты спросил? Может, я хочу, чтобы он меня тревожил?
С жаром высекает Кира и поднимается на цыпочки, чтобы казаться выше. Задевает по касательной – не смертельно, но болезненно.
Помню все ее прошлые слова и поступки. Понимаю, что отстаивает границы из чистого упрямства, а не из желания быть с Павлом. Но все равно реагирую остро.
Подаюсь вперед. Ловлю изящные девичьи ладони. И замираю прежде, чем утонуть в серо-голубых омутах.
– А ты хочешь?
Теряюсь в этой колдовской глади. Выпадаю на какое-то время из реальности. И вскоре стряхиваю наваждение, вслушиваясь в раздающийся на периферии слуха топот босых ног.
– Пахнет бомбезно. Мам, кушать скоро будем? Я проголодался.
– Через пять минут, милый. Мой руки, садись за стол.
Митин звонкий голос разламывает сковавшее нас напряжение. И мы отталкиваемся друг от друга, как одноименно заряженные шарики.
Кира ловко расставляет посуду, раскладывает столовые приборы и поливает овощной салат оливковым маслом и лимонным соком. Я смешиваю ореховый соус для мяса.
Действуем слаженно и больше не возвращаемся к провокационной теме. Ужинаем во внезапно воцарившейся гармонии – так влияет на нас Митя. Он сглаживает грозящие порезать нас с Кирой углы, стирает имеющиеся разногласия.
По крайней мере, Кира больше не спрашивает, о чем мы разговаривали с Пашей. А я не кидаюсь доказывать, что имею право лезть в ее личную жизнь.
– Мам, а можно дядя Никита… папа останется с нами посмотреть мультики?
Робко просит медвежонок, когда количество курицы уменьшается вдвое, а грязная посуда перекочевывает в раковину. Смотрит на Киру, не моргая, и я цепенею вместе с ним.
Вытираю о брючину покрывшиеся потом ладони. Сглатываю ставшую вязкой слюну. И мучительно размышляю.
Разрешит? Откажет? Или даст отсрочку и выпроводит до более подходящего случая?
Секунды, в течение которых молчит Кира, представляются гребанной вечностью. И я уже готовлюсь развернуться и выкатиться из маленькой уютной квартиры, когда слуха касается мягкое.