Подари мне семью

Гранд Алекса

Такой я наблюдала у Лебедева. Сегодня утром. Такой же видела в отражении в собственном зеркале.

– Не возражаешь? Я бы хотела поработать.

Помедлив, снова обращаюсь к напоминающей восковую фигуру Дарье. Делаю шаг вперед и пропускаю момент, когда ее длинные прохладные пальцы оказываются на моем запястье. Сжимают не сильно. И вполне ощутимо дрожат.

– Отбила чужого мужа и радуешься?

– У нас с Никитой ничего нет.

Просмотр мультиков с сыном и бутерброды не в счет.

– Он

бросит тебя так же, как бросил меня. Обязательно бросит. Такие всегда бросают.

– И это совершенно не твоя проблема, верно?

Улыбаюсь не насмешливо – лучезарно. Каждым движением, каждым жестом транслирую, что меня не удастся ранить. На мне толстенная непроницаемая броня. У меня палящее майское солнце внутри. У меня крепкий иммунитет.

Я уже все теряла. И это пережила.

– Ты лучше собой займись. Посети косметолога. На курорт съезди. Мир не вертится вокруг мужика, веришь?

Не знаю, зачем раздаю эти советы, но Даша впадает в ступор. Каменеет еще сильнее и все-таки отступает. Шепчет что-то неразборчивое. Теребит уязвимо струящуюся ткань платья.

Я же пользуюсь ее замешательством и проскальзываю в кабинет. Выжидаю несколько мгновений, на случай если она решит продолжить беседу, и только потом опускаюсь в кресло.

Странно, но не чувствую себя выжатой. Напротив, напитываюсь энергией и с утроенным усердием погружаюсь в условия нового контракта, который нам предстоит заключить. Оставляю пометки, выделяю проблемные места и нехотя отвлекаюсь на вибрирующий телефон, обещающий очередной раунд успевших поднадоесть споров.

– Привет, мам.

– Здравствуй, дочка.

– Как у вас дела? Как папа?

– Все хорошо. Когда Митю привезешь?

– Не знаю. Может, на выходных.

Возвращаю мяч на ее половину и медленно выдыхаю. Не вижу ее сейчас, но отчетливо представляю, как она ходит по комнате, останавливается у подоконника и прикрывает веки прежде, чем озвучить то, ради чего позвонила.

– Паша приезжал к вам вчера?

– Так это ты надоумила его купить мишку? Это глупо, мам.

С грохотом кладу карандаш на столешницу и никак не могу противостоять волне раздражения, поднимающейся со дна души. Выдерживаю паузу, но кровь по-прежнему яростно бурлит в жилах.

– На каком языке мне еще нужно сказать, чтобы ты поняла: нечего Павлу появляться рядом с нами?

Молчать не могу. Углы сглаживать больше не в состоянии.

Я объявляю протест. Недвусмысленно намекаю – нет во мне ничего от послушной уступчивой девочки.

– Кира, ну, как так можно? Таскаешься везде с этим мутным Лебедевым. Хорошего человека отталкиваешь.

Продолжает накалять градус нашего непростого диалога мама, а я вдруг понимаю, что смертельно устала. Устала объяснять, что знаю, что для меня хорошо и что плохо. Устала биться за собственную самостоятельность. Устала возвращать границы в те отправные точки, с которых их сдвинули.

– И это, блин, мой выбор! Мой! – закипая, повышаю голос, и не без усилий

торможу. Сглатываю, сосредоточиваюсь на теплом комке слева за грудиной и высекаю куда мягче. – Будешь готова его принять – поговорим. Помни, что бы ни происходило, я вас очень люблю.

Тапаю на экран, сбрасывая вызов, и возвращаюсь к бумагам. Надеюсь, что маме хватит мудрости прекратить сводить меня с Павлом и начать чуть терпимее отзываться о Никите. Не ради меня – ради медвежонка.

Прокручиваю это все в голове. Попутно переписываюсь с папой обо всяких мелочах. И успеваю закрыть пару задач прежде, чем в дверь раздается стук и в офис вплывает довольный Лебедев. Немного лохматый, взбудораженный, он сияет, как начищенный медяк, и невольно заражает меня своим энтузиазмом.

– Митю в школу отвез. До кабинета проводил. С классным руководителем познакомился.

Отчитывается он, как прилежный школьник, выполнивший домашку, а я и не замечаю, как поднимаюсь на ноги, огибаю стол и шагаю ему навстречу. В мои руки перекочевывает стаканчик с изумительно пахнущим кофе, пальцы обжигает теплом, огнем плещет по грудной клетке.

– Молодец. Спасибо тебе большое.

Поощряю его, конечно. А потом делаю осторожный глоток и блаженно зажмуриваюсь.

Пожалуй, это лучший ванильный капучино в моей жизни.

Глава 27

Никита

Пялюсь на Киру беззастенчиво. Смотрю, как она смакует купленный мной кофе. Как рассеянно ведет языком по губам, на которых осталась пенка. Как хлопает угольно-черными ресницами.

Вылетаю в другую галактику. Не могу сопротивляться этому непреодолимому притяжению.

В сотый раз подмечаю хорошо изученные детали. Трепыхающуюся на шее жилку, от которой я без ума. Румянец, постоянно окрашивающий ее щеки, стоит мне сократить разделяющее нас расстояние. Учащающееся дыхание.

Мое, кстати, тоже сбивается с ритма. Снова все системы на максимум. Подскакивают жизненно важные показатели. Шкалят инстинкты.

– Что с «Сириусом»?

Прочистив горло, выдавливаю, хотя в эту секунду меня меньше всего интересуют какие-то там проценты и штрафные санкции. Намеренно вторгаюсь в Кирино личное пространство, притворяясь, что изучаю шапку пресловутого договора. Веду ноздрями, раскладывая дразнящий аромат на нотки.

Свежесть. Весенний бриз. Едва уловимый намек на что-то персиковое.

– Проверила. Можно подписывать.

Вздрогнув, сообщает Ильина и неловко отступает. Цепляется бедром за край стола. Охает. И, наконец, падает в кресло, едва не расплескивая капучино.

Столько волнительного огня выдает, что меня моментально разматывает. Мысли текут совсем уж в неправильное русло, и мне приходится прикладывать титанические усилия, чтобы удержать себя в узде.

Нам обоим нужно еще немного времени. Кире – чтобы окончательно ко мне привыкнуть и отпустить прошлое. Мне – чтобы развязаться с Вершиниными.