Подари мне семью
Шрифт:
Сглатываю судорожно. И выталкиваю из себя робкое.
– Привет.
– Привет, Кира. Поможешь?
– Конечно.
Отклеиваюсь от пола и принимаю у Никиты один из пакетов. Не ворчу, что опять скупил полмагазина – бесполезно. Раскладываю продукты по полкам в холодильнике, попутно различая звук льющейся воды.
Все это настолько естественно, что немного страшно.
– Ужинать будешь?
– Да. Проголодался, как волк.
Улыбается Лебедев, и я расплываюсь в ответной улыбке. Смотрю, как он опустошает тарелку, уплетая куриные рулетики со
Значит, я не зря старалась. Значит, вкусно.
– Все очень вкусно. Спасибо.
Лебедев промокает губы салфеткой, откликаясь на мои мысли, и помогает сгрузить посуду в раковину. Действует непринужденно, как будто это для него в порядке вещей, и вооружается полотенцем.
Вдвоем заканчиваем, конечно, быстрее. По заведенной традиции перемещаемся в Митину комнату и укладываемся на кровать. Болтаем обо всяких мелочах, но больше слушаем медвежонка.
– Мне сегодня все пацаны завидовали, когда ты меня привез в школу, – доверительно сообщает Никите сын и поясняет. – У тебя крутая тачка. У Ваниного папы такой нет.
«Мальчишки такие мальчишки», – думаю про себя и продолжаю ерошить Митины волосы, пока он атакует Никиту вопросами.
– А мы еще поедем на арену? Хочу попробовать ту обводку, про которую ты говорил.
– Завтра после занятий. Идет?
– Бомба!
Азартно соглашается медвежонок и вскоре проваливается в дрему. У меня же сна ни в одном глазу – только волнение, что течет с кровью по венам. Предвкушение скапливается огненным клубком за грудиной и не обманывает.
Тихо выдохнув, Никита кивком указывает на дверь, и мы бесшумно выскальзываем в коридор. Застываем на пару мгновений. Обмениваемся странными взглядами. А я так и вовсе примерзаю к стене, пока Лебедев перемещается на кухню.
Через семь сокращений сердечной мышцы возвращается с ведерком мороженого и ложками и прихватывает по пути два пледа, бросая приглушенное.
– Обувайся.
Ведет меня на крышу.
Не знаю, где он раздобыл ключ, но следую за ним неотступно. Держу мороженое, пока он расстилает плед, и первой опускаюсь на мягкую ткань, потому что ноги превращаются в подобие желе – вот-вот подогнутся колени.
Легкий ветерок щекочет шею, пытается остудить пылающие щеки – но жар сильнее. Он опаляет неконтролируемой вспышкой грудь, сосредоточивается внизу живота и стремится к кончикам пальцев. Всю меня поджигает за считанные секунды.
И я больше не я. Я – огромный огненный факел, освещающий все вокруг.
– Хорошо здесь.
Высекаю хрипло и с благодарностью вцепляюсь в протянутую ложку. Мороженое приятно холодит нёбо и дразнит взбудораженные рецепторы.
– Ананасовое.
Зачем-то шепчу я и цепенею. Несмотря на вечерний полумрак, отчетливо вижу искры в Никитиных глазах и распадаюсь на множество атомов. Мои онемевшие ладони прилипают к ведерку с подтаявшим лакомством, сердце барахтается в горле, просыпается аритмия.
Я одновременно и жду того, что сделает Лебедев, как новогоднего чуда. И боюсь
– Я виноват перед тобой, Кира. Очень. И очень хочу это исправить. Я понимаю, что тебе потребуется много времени. Понимаю, что ты нескоро начнешь доверять мне безоговорочно. Если вообще начнешь. Но давай хотя бы попробуем.
Чеканит он так горячо и искренне, что я отпускаю. Не прошлое – себя.
Ведерко падает из рук и катится куда-то в сторону. Ложки приземляются на плед с глухим стуком. Но я этого не замечаю. Фиксирую только порывистое Никитино движение и захлебываюсь от дикой дозы адреналина, выпрыскивающегося в кровь.
Чувствую, как теплые пальцы оглаживают скулы. Как очерчивают подбородок. И как скользят ниже, рисуя что-то непонятное на ключице.
Сама вперед подаюсь. Или это Никита меня к себе подгребает, теряя крупицы терпения. Не медлит больше ни секунды. Выбивает вздох из моей грудной клетки. Впивается жадным поцелуем в мои искусанные губы. И терзает, терзает, терзает. Лишая кислорода и замещая его чем-то более важным.
Мое едва различимое «давай попробуем» тонет в рваном стоне.
Лебедев распластывает меня по покрывалу. Нависает сверху. Лопатки упираются в жесткую поверхность, но я не могу думать ни о чем, кроме безумия, захлестывающего нас обоих.
Это оно толкает меня на безрассудства, поселяет пожар в теле и руководит моими действиями. Это оно расстегивает пуговицы на Никитиной рубашке. Оно впивается зубами в его шею. И оно касается ремня на его брюках.
– Подожди.
Выпутываюсь из тумана вожделения несмело, когда мы то ли наполовину одеты, то ли наполовину раздеты. Трясу головой из стороны в сторону и крепко зажмуриваю веки, пряча пару слезинок, повисающих на ресницах.
– Мне страшно.
Страшно, что страсть сменится разочарованием. Что розовые очки треснут и поранят меня. Что Даша снова втиснется между нами с очередной беременностью, болезнью или бедой.
Конечно, ни один из своих страхов не озвучиваю, но Никита все понимает. Бережно ведет ладонью по щеке. Перекатывается, ложась рядом. И осторожно тянет к себе.
– Иди сюда.
Выпустив воздух из легких, я утыкаюсь носом ему в бок и молчу. Нас обоих шарахает высоковольтной дрожью, как будто мы подключены к оголенным проводам. Скручивает беспощадными судорогами. Спаивает намертво.
Только я не могу перешагнуть через иррациональную фобию – паника сильнее.
– Я не буду тебя торопить, Кира. Буду ждать, сколько потребуется.
Затаенно шепчет Лебедев, а меня окутывает спасительным облегчением.
Любая другая наверняка вцепилась бы в эту возможность. Нырнула бы в омут без оглядки, лишь бы привязать к себе когда-то потерянного мужчину. С крутой тачкой, огромным пентхаусом, многомиллионным состоянием.
Но я хочу быть на сто процентов уверена, что ценна для Никиты сама по себе. Не как приложение к сыну, которого он всегда хотел иметь. Не как воспоминание о бесшабашном студенчестве и бурном романе, который снес крышу нам обоим.