Подари мне жизнь
Шрифт:
— Да я вообще в отпуске! — пискнула девушка. — А в банке работаю всего год. Ничего не знаю и ни при чем.
— А вот это вы расскажете следователю по особо важным делам. В прокуратуре. Я всего лишь опер.
Они подошли к синему «опелю». От волнения девушка долго возилась с ключами, не попадая в замочную скважину. Костя мягко сказал:
— Да не трепещите вы так, госпожа Маркова. Может быть, все еще и образуется. Не виноваты — отпустят. Замешаны в чем — будете сидеть. Но, учитывая вашу красоту и молодость, дадут немного. Годиков пять-шесть. А там и амнистия поспеет.
— Но я ни в чем, ни в чем не виновата! — чуть не заплакала девушка. — Можно хоть я позвоню своей маме?
— Позже, — ответил Костя. — Генерал-майор ждет.
Отморозки, видя что их «олень» уводит куда-то молодую «антилопу», тронулись было вслед за ними, но вскоре остановились в нерешительности.
— Что это за телка выросла? — пробормотал «хряк». — И мент торчит, не подкатишь.
— А козочка ладная, — хихикнул «гиена». — В кусты завалим?
— На пустыре обоих кончим, — изрек «комод». — Разом.
Между тем Константин и Людмила уже садились в «опель». Машина тронулась. Отморозки стали ругаться матом и размахивать от злости руками. Проезжая мимо них, Костя приоткрыл дверцу и крикнул:
— На сегодня, олухи, свободны, можете отдыхать! Работать не умеете как следует, бездельники!
«Опель» помчался по улице, девушка покосилась на Костю.
— Строго вы с ними, — сказала она. — А покажите-ка ваши документы?
Константин похлопал себя по карманам:
— Вот черт! Кажется, в Управлении забыл. И пистолет тоже. Ладно, придется совершить должностное преступление, но я не в силах такую красавицу бросить в казематы Лубянки. Пусть меня расстреляют, но я вас, кажется, отпущу. Если вы меня поцелуете.
Девушка уже поняла, что ее водят за нос.
— А я вот вас сейчас сама в милицию отвезу, — сказала она.
— Не надо, лучше к радиостудии. Должен выступить перед народом и объявить на всю Москву, чтобы сегодня вечером меня никто не беспокоил, поскольку я иду в японский ресторан с обворожительной Людмилой Марковой. В семь часов вас устроит? — Костя уже давно заметил, что у нее нет обручального кольца.
Девушка улыбнулась. Ей понравился этот напористый, симпатичный и веселый молодой человек. К тому же после угрозы тюрьмы дышалось как-то легче. Будет что рассказать маме. А вечер все равно свободен.
— Вы этого не заслужили, — сказала тем не менее она, все еще колеблясь. Поправила на носу очечки. — Так куда вас подбросить?
— Да тут уже рядом, остановитесь. Пешком дойду.
«Опель» затормозил у тротуара. Девушка ждала, когда Костя вылезет. Но тот не спешил. Его почему-то вновь, в который уже раз в жизни охватило мгновенное чувство влюбленности. Так повелось с самого детства, в такой момент все его насущные проблемы забывались и отодвигались на второй план.
— Ну почему я уродился таким несчастным? — произнес он. — Почему я постоянно влюбляюсь?
Он повернулся к девушке, деловито снял с ее курносого носика очки, привлек к себе и крепко поцеловал в губы.
— А теперь — заслужил? — спросил он.
— Д-да… — растерянно ответила она.
— Тогда ровно в семь. Я позвоню, — сказал Костя, выбрался из машины и торопливо пошел в сторону молодежной радиостудии.
Джойстик, сидя в наушниках за стеклом, трещал в микрофон, как бестолковая сорока, пока не увидел Константина, вошедшего в студию. Прервав фразу на полуслове, он приподнялся, затем вновь сел и раздраженно бросил в эфир:
— А теперь слушайте рэп от Децла и дергайтесь в экстазе, кретины и кретинки, пока не свалитесь. Шутка!
Джойстик снял наушники и вышел в микшерскую, где спросил у звукооператора:
— Почему в студии посторонние? — он ткнул пальцем в сторону Кости.
— Говорит, друг твой, — ответил тот.
— У меня здесь друзей нет. Подмени меня кем-нибудь, я пойду перекусить.
— Тогда и я тоже, с утра ничего не жрал, — сказал Костя.
Они вышли в коридор. Джойстик пошел в буфет и взял себе чашку кофе с булочкой. Константин заказал чай и бутерброд с сыром. Сели за столик. Джойстик недовольно скривился.
— А за другой стол не хочешь? — спросил он. — Тебе места мало?
— Моей большой душе мало места вообще в этом мире, — отозвался Костя. — Ну что, все дуешься на меня?
— Зачем пришел?
— Повидать старого приятеля.
— Врешь! — сказал Джойстик. — Ты лгун и мерзавец. Ты Ольгу с ребенком бросил. Даже с двумя.
— Ого! Она что — приходила сюда?
— Приходила.
Джойстик поморщился, а Костя почесал лоб. Этого он от Ольги не ожидал. Значит, она решила навести мосты в Израиль через Джойстика? Вот женщины!
— Небось, предлагала тебе заключить фиктивный брак? — поехидствовал он. — А ты, конечно же, согласился. А потом, наверное, вспомнил, что у тебя есть уже одна жена в Хайфе, а вторая — в Москве. Не считая еще двух: в Америке и на Мадагаскаре.
— Отстань от меня, урод! — со злостью произнес Джойстик. — Ольгу и тот вечер в общежитии я тебе никогда не прощу!
— И не прощай. Подумаешь! Меня уже столько людей не могут простить, что одним больше, одним меньше — без разницы. Но ради нашей былой дружбы окажи мне одну услугу.
— Никогда! Ни-ког-да! — твердо повторил Джойстик. Прозвучало это столь торжественно и красиво, что радиоведущему самому понравилось, поэтому он повторил и в третий раз: — Ни-ког-да, слышишь? — но тут же, обуреваемый любопытством, спросил: — А какую?
Константин усмехнулся.
— Так и знал, что ты согласишься, — произнес он. — Тогда скажи мне, как еврей еврею, что надо сделать для организации лечения в Израиле?
— А ты разве еврей? — удивился Джойстик. — Вроде всегда русским был.