Подари мне жизнь
Шрифт:
Пока Рита рассказывала в микрофон о той давней истории, причем «строя глазки» всем присутствующим, Костя с дедулей отошли в сторону, Гельманд и Лавр продолжали крутиться рядом.
— Ну, здоровье-то как? — спросил Костя.
— Отменно! — улыбнулся старик. — Видишь, как мы тут размахнулись? А главное, лишь теперь чувствую себя по-настоящему счастливым. Знаешь, сынок, самое основное в жизни — это даже не любовь, как о том талдычат на каждом шагу, и не богатство, конечно же, не власть и не слава. Важнее всего — любимая работа, то дело, которое приносит тебе подлинное счастье.
— Ну, теперь-то у тебя, Данила Маркелович, все путем пойдет, — сказал Костя. — Не болей только.
— Да меня теперь вон те цепные псы, как сокровище, охраняют, — ухмыльнулся дед, кивнув в сторону Лавра и Гельманда. — Думают, миллионы на мне заработать. А я все равно все государству завещаю. России. В моей родной Вятке музей есть — вот туда все и пойдет: и картины, и деньги.
— Картины? — услыхал ключевое слово Гельманд и прытко очутился рядом, пытливо заглянув Косте в глаза. — Если вы насчет покупки понравившихся вам картин, то обращайтесь исключительно ко мне или к Лавру Даниловичу. Мы — представители господина Жакова.
— Да-да! — подтвердил Лаврик, держась все же на безопасном расстоянии от Кости. — Вы это… не того… Знаю вас!
— Конечно, знаешь, — кивнул Костя. — Тут оконные рамы покрепче будут или проверим?
Лаврик поспешно ретировался еще дальше, а Гельманд недоуменно спросил:
— При чем тут рамы? С решетками и сигнализацией.
— А иди ты! — грубовато осадил его дедуля. — Не мешай мне с моим юным другом разговаривать.
Он взял Костю под руку и потащил к одной из картин. Там был изображен небесный ангел с лебедиными крыльями, в белом врачебном халате и колпаке, с фонендоскопом на груди, везущий на медицинской каталке куда-то к горизонту новорожденного младенца, орущего и дрыгающего ножками. У младенца было лицо самого Данилы Маркеловича, а у врача-ангела — Костино. И подпись внизу: «Архангел Константин, дарующий жизнь».
— Да это же я! — не удержался от восклицания Костя. — И ты, дедушка. А почему в облике новорожденного?
— Старость и младенчество — суть одно, — отозвался Данила Маркерович. — Оба эти естества к Богу ближе всего. Один выходит от него в мир, другой — возвращается. Посередине же — борьба, боль, страх, страсти. Счастье же и подлинная мудрость — лишь в начале и конце жизни. Так-то вот!
— Повторите еще раз эти фразы в микрофон! — сказала подскочившая к ним журналистка. Она уже «закончила» с Ритой, а теперь велела оператору заснять Жакова на фоне его картины с ангелом и каталкой. Втолкнула сюда же и Константина.
— Меня-то зачем? — попробовал он сопротивляться.
— Но ведь это вы изображены на картине? Вот и стойте. И молчите. Лева, снимай!
Застрекотала камера, а журналистка продолжила свое интервью с новой московской знаменитостью. Звезды в столице порой загораются столь внезапно, особенно в лишенные сенсаций летние дни, что только успевай налаживать свой телескоп. Возле них собралась уже довольно плотная толпа зевак, каждому хотелось попасть в кадр. Вскоре появились еще какие-то репортеры и фотокорреспонденты.
— Пошли отсюда, — сказал Костя. — Мы с тобой, в общем-то, чужие на этом празднике жизни.
— А надо сделать так, чтобы этот «праздник» был всегда с тобой. С нами, — ответила Рита. — Попроси дедушку, чтобы он тебя усыновил.
— Скажешь тоже! У меня есть отец. А у дедули — сын, Лаврик. Я не хочу быть братом этого подонка. Мне кажется, он обдерет папу, как липку.
— Тогда… пусть удочерит меня, — с чисто женской логикой заявила Рита.
Тут они столкнулись с завершающими осмотр галереи Ольгой, Натальей Викторовной и Вольдемаром. Константин замер, продолжая держать Риту под руку. Несколько оцепенела и Ольга, разглядывая свою «соперницу». Та сразу обо всем догадалась, скользнув взглядом по животу беременной женщины.
— Ну, познакомь же нас, — сказала она и, не удержавшись, фыркнула. Конечно, сейчас Рита выглядела гораздо привлекательнее Ольги: к ее услугам были лучшая зарубежная косметика, салон красоты, свой парикмахер, спортивный корт, сауна, массажист, маникюрша, солярий и прочие прибамбасы, способные превратить даже дурнушку в принцессу. Ольга же в последнее время почти и не следила за своей внешностью, лишь переживала и плакала по ночам в подушку. Но теперь они внимательно изучали друг друга.
— Ольга — Рита, — недовольно буркнул Константин.
Наталья Викторовна возмущенно сверкнула глазами, взяла Вольдемара за руку и демонстративно отошла прочь. Но тут в картиной галерее неожиданно появились еще два персонажа этой трагикомедии. Они тоже шли под руку, представляя на публике вполне счастливую семейную пару. Это были Каргополов и Света. Итак, пока под прицелом фото- и кинокамер Данила Маркович раздавал налево и направо интервью и автографы, а народ вокруг него возбужденно гудел, в отдалении от основного центра притяжения стояли три пары и одинокая в своей беременности Ольга. Впрочем, ничуть не одинокая, ведь в ней уже жил маленький человечек.
Каргополов смотрел на Риту, та — на него; Костя — на Ольгу, она — мимо; Вольдемар — на всех сразу. Лишь сестры бросились друг к другу обниматься, хотя с их последней встречи прошло всего несколько дней.
— Вот вытащила своего депутата на выставку, пусть хоть немного на искусство посмотрит, — сказала Светлана. — А то все бюджет да законы, девки да водка! Привет, Олечка!
— А меня мой путевой обходчик вытащил, — созналась Наташа. — Вот его бы на место Каргополова — в Думу. Ей-ей, сгодится!
— Не надо, жаль парня, испортится, как осетрина в жару, — ответила сестра.
Сам Каргополов тем временем подавал какие-то немые знаки Рите. Она незаметно покачала головой. Костя перевел взгляд на депутата, узнал его по снимку в фотостудии. Ольга стала смотреть на картину «Архангел Константин, дарующий жизнь». И, обнаружив знакомое лицо в облике врача-ангела, вдруг засмеялась.
— Вот и славно, — сказал Вольдемар. — Я же говорил, что живопись выводит из стресса.