Подари мне жизнь
Шрифт:
— Иди, — проговорила наконец Ольга.
— Иду, — отозвался он.
И, подняв воротник куртки, двинулся все же прочь, помахав, не оборачиваясь, рукой.
Константин добрался до дома лишь в четвертом часу утра. Он тихонько открыл дверь, на цыпочках вошел в коридор, думая, что Рита спит, но тут вдруг под потолком ярко вспыхнула люстра. Девушка стояла у выключателя, скрестив на груди руки. Она была полностью экипирована, даже в туфлях и кожаной куртке, а ее взгляд, полный презрительной ненависти, не предвещал ничего хорошего.
— Чего это ты не спишь, ласточка? — спросил Костя, занимая оборонительную позицию.
— А ты не догадываешься? — ответила она. — С головой плохо стало? Взгляни на часы.
— С головой у нас все в порядке. У нас с часами плохо. Я их где-то посеял. Кажется, в ресторане.
— Так ты еще и гулял? И конечно же, с девками! — возмущение Риты стало стремительно возрастать.
Константин решил выбрать другую тактику и притвориться пьяным. С пьяных — спрос меньше.
— А че?.. Нельзя, что ли?.. Ты… это, не бузи!.. Отмечали там… похороны одного, покойника… Он так, скажу тебе, нажрался, что еле… в гроб уложили…
— Чего ты буровишь, мелешь что? Не прикидывайся идиотом! Я знаю, когда ты пьян, а когда нет. Где был, котик?
Константин вновь решил сменить метод защиты. Перешел в нападение. Футбольный матч обещал быть бурным. Нужно забивать.
— А ты почему ничего не сказала мне про тот звонок? — спросил он, делая свирепый вид.
— Какой звонок?
— Еще и спрашивает! В начале августа звонила Ольга — у сына был день рождения. А ты ей там чего-то наговорила! А я не могу к ребенку поехать, поздравить?
— Да езжай ты куда хочешь и поздравляй!
— Ага. Поздно уже. Придется ждать до следующего года. Но ты опять меня не подзовешь к телефону.
— На следующий год здесь будет уже совсем другая девушка, — отрезала она. — А я ухожу. Ты ведь был сейчас у нее, правда?
Рита ждала ответа, постукивая каблучком по полу. Под ее пристальным взглядом Константин совсем смутился. И решил не лгать. Все равно узнает, правда откроется. Такая уж она дама, правда эта, любит ходить голой и всех смущать.
— Я был… в загсе, — сказал он. — Мы… это… зашли туда с Ольгой и, видишь ли, расписались. Ну, так получилось.
Рита, выслушав этот корявый ответ, не проронила ни слова, но молчание ее было страшнее заведенной мины. Часовой механизм отсчитывал последние секунды.
— Ты же понимаешь, что все это делается только ради ребенка, — произнес Костя, отступая и натыкаясь спиной на трюмо. — Не смотри на меня так, я начинаю потеть.
— Мертвые не потеют, — бесстрастно отреагировала Рита. — А ты для меня теперь хуже трупа. Такой же скользкий и гадкий.
— Трупы бывают вполне милыми и аккуратными, — пробормотал он. — Что ж делать, если так вышло? Не бежать же мне сейчас обратно в загс и разводиться?
— На мне он жениться не захотел, а на этой… Видеть тебя не могу! Прочь с дороги!
Она решительно двинулась на него, и Костя поспешил отскочить в сторону. С разъяренной пантерой лучше не связываться. Он успел лишь крикнуть вдогонку:
— А котлеты в холодильнике?
Но ответа Константин уже не услышал.
Утром Костя проснулся хмурым и злым, как никогда. Он не стал бриться, лишь сварил себе чашку кофе. Долго ходил по квартире, из угла в угол, обдумывая свое решение. Затем подошел к стене и сорвал с нее все фотографии, на которых была изображена Рита. То одна, то с кем-то из знаменитостей, то с ним — Костей. Бросил их на пол, но ему этого показалось мало. Он стал рвать их на мелкие кусочки, повторяя при этом:
— Сын для меня теперь дороже вас всех, ясно? Понятно вам? И молчите, раз ответить нечего!
Удовлетворившись содеянным, он закурил и позвонил хозяйке квартиры.
— Все, Марья Никитична, съезжаю от вас, — сказал он. — Деньги на тумбочке оставлю. Если вдруг появится Рита, передайте ей… Нет, ничего не передавайте.
Повесив трубку, он стал собирать вещи. Набив книгами и одеждой рюкзак, Костя в последний раз окинул взглядом свое уютное «гнездышко», где они с Ритой провели столько времени вместе, любили друг друга, ненавидели, но были все-таки по-своему счастливы.
— Се ля ви! — громко произнес он. — И шерше ля фам!
Затем запер за собой дверь, бросил ключи в почтовый ящик и вышел из подъезда. Кончился один период его жизни, начинался другой. Он вновь возвращался к своим родителям…
А Елизавета Сергеевна и Петр Давидович были бесконечно рады тому, что их блудный сын вновь вселился в свою комнату. Они и не знали, чем его еще попотчевать и угостить. На столе лежала хрустящая индейка, розовые лепестки семги, сочные мясистые помидоры, жареные шампиньоны, зелень, персики; стояла бутылка вина. Но Константин к пище не притрагивался, молча ковырялся вилкой в тарелке, думал о чем-то своем. Отец рассказывал еврейские анекдоты, видимо готовясь к походу в израильское посольство, но ни мать, ни Константин не смеялись. Наконец умолк и Петр Давидович.
— Да, совсем забыл сказать, я ведь женился, — произнес вдруг Костя. — Вчера.
Родители его переглянулись. Петр Давидович кашлянул. Елизавета Сергеевна громко высморкалась.
— Этого следовало ожидать, — несколько обиженно сказала она. — А на ком, позвольте узнать? На Рите?
— Нет, конечно. Риты для меня больше нет. Мы расстались. На Ольге. Но, мама, ты не волнуйся, это брак фиктивный. Чтобы только выехать вместе с Антоном в Израиль.
— Все фикции рано или поздно обретают реальные очертания, — ответила она. — Не совершил ли ты роковую ошибку, сынок? Смотри, как бы не пришлось потом кусать локти.