Подари мне жизнь
Шрифт:
— На ловца и зверь бежит, — хмыкнул «гиена».
— Был «живец» — станет «мертвец», — подытожил «комод», возвышаясь над всеми на целую антресоль.
«Мерседес» остановился неподалеку, с выключенными фарами. Константин ничуть не испугался отморозков. Сейчас у него как раз было такое настроение, чтобы заварить с кем-нибудь свару. Силы были, конечно, явно неравны, но Костя лишь плюнул под ноги.
— Ребятки, — произнес он. — А я вас и сам искал. Как мне вас в этой жизни не хватало!
И он первым нанес удар «хряку» прямо в нос. Что-то там хрустнуло, но в то же время и сам Костя согнулся пополам от сокрушительного пинка ногой в живот, который произвел «комод». «Гиена» добавил сзади, по спине. Константин успел лягнуть его каблуком в лицо, а тут очухался и «хряк», метя в голову. Пошла такая молотиловка, что только искры из глаз сыпались. Костя из последних сил держался на ногах, зная, что если он упадет — его забьют ногами насмерть. Он отбивал сыпящиеся на него удары, но сил уже явно не хватало. Но вдруг произошло нечто неожиданное…
«Хряк», достав нож, выбирал момент, чтобы всадить его в Костю, но кто-то перехватил его руку и заломил. Плечевая кость треснула. Отморозок взвыл от жуткой боли. «Комод» после серии искусных борцовских и боксерских приемов очутился на земле и тяжело ворочался. «Гиена», выронив из рук дубину, которой он хотел размозжить голову Косте, сам бросился бежать по пустырю, петляя, как заяц, и жалостно скуля. Все это произошло очень быстро, и Константин даже не успел ничего сообразить. Впрочем, голова его так гудела, что ему было не до того.
Кавказцы подхватили его под руки и повели к «мерседесу». Там он немного очухался, начиная приходить в себя. Из носа его капала кровь. Ренат сунул ему белоснежный носовой платок.
— Вытри, — сказал он. — Обшивку закапаешь.
— Спасибо, — отозвался Костя. — А вы кто будете?
— Не важно, — Ренат внимательно разглядывал его. Потом коротко бросил своим спутникам: — Выйдете, нам надо наедине поговорить.
Молчаливые кавказцы покинули салон иномарки.
— Где-то я вас уже видел, — произнес Костя, вглядываясь в лицо Рената. — A-а… вспомнил! Сегодня днем, у кафе.
Он усмехнулся, продолжая держать платок у носа. Теперь он понял — кто этот человек и куда он попал. Из огня, как говорится, да в полымя.
— Я могу тебя убить, — хладнокровно сказал Ренат.
— Ну и чего ждешь? — спросил Костя. — А стоило тогда вообще спасать? Нечего было вмешиваться, отдал бы на растерзание тем отморозкам.
— Они — шакалы, — пояснил Ренат. — А воин не должен умереть от рук собак-шакалов. Ты — воин. Я убью тебя сам.
— Ну хорошо, — Костя откинулся на спинку сиденья. — А за что?
— За то, что ты не должен стоять между мной и Ольгой.
— Понимаю. Но между прочим, она сейчас моя жена. У нас сын, а скоро будет второй.
— Я все знаю, — ответил Ренат. — Я в курсе всех ее дел. И за тобой следил. Ты ее не достоин. И ты не будешь с ней вместе. Ваш брак все равно фиктивный. Она все сделала только для того, чтобы спасти Антона. Он мне, как сын. И будет настоящим сыном. Я воспитаю его по нашим законам. Он станет таким же воином, как все мы.
— И второго сына тоже заберешь? — спросил Костя.
— Да, потому что он тебе так же не нужен. Ты поедешь в Израиль, и вы сделаете там операцию. Но потом ты исчезнешь. Из ее жизни. Навсегда. Иначе ты умрешь. Я сам убью тебя, своею рукой. А теперь иди.
Ренат открыл дверцу «мерседеса». Кавказцы стояли неподалеку и терпеливо ожидали. Константин выбрался из иномарки.
— Платок верну позже, — произнес он. — Приятно было познакомиться.
Он пошел напрямик через пустырь, к дому своих друзей. Потрогал рукой глаз, который начал заплывать. Губы тоже были разбиты. Болели и ребра. Это лишь в кино дерутся так, что потом все свежие, как младенцы. В жизни иначе. О разговоре с Ренатом Константину не хотелось вспоминать. Но он даже почувствовал в этом человеке какое-то горское благородство.
— А ведь действительно убьет… — прошептал он про себя. — Такие слов на ветер не бросают.
Подойдя к магазину возле Митиного дома, Костя зашел туда и купил пару бутылок водки и пива. «Водка без пива — деньги на ветер!» — подумал он.
И точно то же самое сказал сам Митя, когда отворил дверь, принимая из рук Константина бутылки. Они обнялись, а потом из комнаты вышла и Катенька, также ставшая его целовать. Костя поморщился, поскольку ему было больно от этих дружеских объятий и поцелуев, которые ложились на свежие раны.
— Кто это тебя так измудохал? — вопросил Митя, открывая бутылки. — Катя! Немедленно займись пациентом.
Но молодая супруга уже тащила аптечку со всем необходимым. Она стала умело обрабатывать перекисью кровоподтеки и ушибы.
— Снимай рубашку и майку, — сказала Катя. — И брюки тоже. Мне надо тебя всего осмотреть, где еще ушибы?
— Да и трусы тоже снимай, все свои, — хмыкнул Митя. Он уже разлил водку в рюмки. — Давай пей! И рассказывай. Когда ты уволился, мой роман застрял. На середине. Так что мне надо знать, что там еще происходит в жизни моего главного героя.
Константин отодвинул рюмку и налил себе водку прямо в стакан.
— Так-то оно получше будет! — произнес он. — Ну, за вас, друзья мои! — Затем залпом выпил.
— Все такой же, — покачала головой Катя, ощупывая его ребра. — Кажется, целы.
— Его ломом не убьешь, — добавил Митя, тотчас же разливая по новой. Константин начал свое повествование….
В конце вечера он так напился, что уже совсем ничего не помнил и не соображал. Катю называл то Ольгой, то Ритой, а то и Людмилой, Митю — Ренатом или Каргополовым, а себя — доном Хуаном из Сааведры. На столе появился коньяк, потом портвейн, затем снова водка, но уже со змеей внутри. Митя спал, положив голову в тарелку с маринованными огурцами. Катя повела Костю в постель.