Подари себе рай
Шрифт:
«Боже, какое блаженство! — думала она, замирая, свечи, стоявшие на столиках в изящных стеклянных сосудах, сливались в сплошную золотую цепь, над которой нескончаемой вереницей мелькали мужские и женские лица. — Какие у него сильные и нежные руки. Так хорошо, так несказанно хорошо мне было только в детстве, когда мама купала меня в ванночке и я беспечно плескалась ее руках. Точно так теперь, здесь. Я же танцевала сотни раз, с самыми разными мужчинами, но только сейчас, с ним я ощущаю счастье. Вот оно какое!»
Другие пары — их было немного — прекратили вальсировать, отошли в стороны, наблюдая за вдохновенными па Сергея и Сары. Глядя на них, Хью восторженно покачивал в такт музыке головой, Элис же по-прежнему хмуро улыбалась. Кончился танец, раздались аплодисменты, Флаэрти кивнул старшему официанту, и тот через мгновение водрузил
— О-ля-ля! — воскликнул Макинтайер. — Обязательно запишусь в школу танцев.
В Бетезду возвратились около трех часов утра. И Сергей сразу же обнаружил, что, пока они отсутствовали, в доме побывали непрошеные гости. Перед уходом он незаметно прикрепил ко внутренней части входных дверей и к нижнему ящичку письменного стола волос: старый как мир прием сработал безотказно. В Нью-Йорке подобных вещей не было. То ли работали более опытные агенты, то ли здешние решили сразу нагнать на него страху — авось начнет ошибаться. Пути контрразведки непредсказуемы. Сергей не знал о разговоре, который произошел накануне в кабинете «железного Эдгара»:
Гувер. Я прочитал докладную Эрни Бейлиза. Вместо того чтобы перекрыть все пути этому русскому из бюро ТАСС, он способствовал его проникновению в Белый дом. Допустили, черт бы вас всех побрал, коммунистическую заразу в нашу святая святых!
Заместитель Гувера. Мы недооценили возможности Элис. Если бы не она…
Гувер. А что наш агент?
Заместитель. Крошка Хани уже встречалась с ним тет-а-тет.
Гувер. Ну и что — в итоге запись их постельного сопения?
Заместитель. До постели дело пока не дошло. Но он, кажется, клюнул.
Гувер. Ладно. Если клюнул — хорошо. Но… пусть она не торопится. Она агент опытный, надежный. Сама знает: поспешишь — людей насмешишь. Что дал осмотр дома?
Заместитель. Ничего.
Гувер. Ничего?! Плохо смотрели! Хоть сам бери и выезжай на «полевые работы». Однако ловко работает этот малый. Что мы у него были, он наверняка обнаружил: теперь он на какое-то время ляжет на дно. Но и мы не должны его больше пугать до поры до времени. Наружку на месяц снимите и за ним, и за его девкой.
Заместитель. По нашим данным, она не знает, что он шпион.
Гувер. Может, и не знает. Но наверняка догадывается. Небось не целка. Через месяц наблюдение удвойте, но — никаких резких движений. Этого, по крайней мере, мы знаем, если уберут — неизвестно кого еще пришлет Москва.
Надеясь на опыт и везучесть своей сотрудницы, которая «заложила» не одного иностранного агента, Гувер ошибся. Сергей сделал ставку не на крошку Хани, а на Сару Уитни. После того как он вторично, тайно от Элис — она ездила в Чикаго на день рождения отца, — встретился с крошкой Хани в загородном ресторанчике «Корона Сербии», Уманский попросил его задержаться по окончании утренней оперативки.
— Ни у Трояновского, ни тем более у меня не было и нет возражений против твоей дружбы с Элис. — Посол помолчал, что-то обдумывая. — Но, Сережа, эта, — он посмотрел на бумажку, лежавшую перед ним на столе, — эта Хани…
Уманский вновь замолчал, ожидая реакции Сергея. Тот тоже молчал, настороженно улыбаясь. Сказал, стараясь быть предельно убедительным:
— Честное слово, Константин Александрович, эта женщина интересует меня в чисто профессиональном плане!
— А я и не говорю, что ты коллекционер и жаждешь причислить ее к списку своих мужских побед. Как я полагаю, и без нее внушительному. — Уманский прищурился, в глазах его запрыгали бесенята. — Хотя не сомневаюсь, там есть над чем поработать.
Сергей хотел что-то сказать, но посол поднял руку:
— Не знаю, какой интерес она может представить для Телеграфного Агентства Советского Союза, но вот что ты представляешь для нее профессиональный интерес — это точно. Хани — штатный и, насколько я знаю, очень удачливый сотрудник Федерального бюро расследований. Кстати, среди своих зовется Салемская Блядь.
Улыбка на лице Сергея растаяла. Он легонько кашлянул, пригладил волосы рукой. Новость была неожиданной, первая же мысль — знала ли об этом Элис? Он тут же устыдился этой мысли. В сознании промелькнули сцены приема в Белом доме, лица людей, которые общались там с крошкой Хани. Эрни Бейлиз, Сара Уитни, Хью Макинтайер. Да, Эрни, пожалуй, точно Эрни. Теперь он вспомнил, что видел издали, как крошка Хани разговаривала там с Эрни. Она раздраженно выговаривала что-то помощнику Гарри Гопкинса! Вот что значит невнимание к мелочам. Будь он осмотрительнее, совсем не так вел бы себя во время встреч с крошкой Хани наедине. Она сообщила, что работает в аналитической секции Пентагона, что ее бабка по линии отца родом из Минска и что она мечтает побывать в Белоруссии. И обязательно в Москве и Петербурге. «В Ленинграде», — поправил он. Она беспечно махнула ручкой, состроив беспомощную гримаску: «Ах, это политика, не география. Я в политике ни бум-бум!» Актриса. На вечеринке по поводу новоселья она держалась так, будто Эрни — ее давний, изрядно надоевший ухажер. Милый, забавный, но, увы! — уже нежеланный. Подтрунивала, посмеивалась! Да, актриса. Во время второго свидания он уже начал было прощупывать ее поглубже — почему случилась великая депрессия? Как она относится к социальным ножницам, разрыву между доходами богатых и бедных? Соответствует ли христианской морали дискриминация по цвету кожи? Из ее ответов картина складывалась та, которую ему очень хотелось видеть, и он уже подумывал о вербовке! Вот вербанул бы волчицу в овечьей шкуре на свою голову! Но и рвать с ней отношения никак нельзя — контрразведка откровенное неприятие своей подставы не прощает: нет ничего хуже оскорбления профессионального самолюбия: противника следует уважать. Кроме того, Центр может захотеть провести игру глухого со слепым: твоя деза хороша, а моя лучше. Центр высоко сидит, ему виднее, пусть Аслан и решает. А мы пока поиграем в ухаживания. Как это у Вертинского в одной из его песен поется? «…Затеять флирт невинный».
— Спасибо, Константин Александрович! А то я было хотел о ее семье очерк для журнала «Сельская молодежь» подготовить: у меня заказ от редакции получен. Бабушка этой Хани родилась в Минске, эмигрировала в штат Юта до революции, вышла замуж за американского фермера. Теперь, в свете новых фактов, наверное, не стоит писать очерк.
Уманский испытующе смотрел на Сергея — правду говорит или придуривается? Он, конечно, знал, что у того имеется свой шифр. Но Сергей вел переписку через посольскую референтуру, а не через референтуру внешней разведки НКВД или военного атташата. В Москве во время беседы с Литвиновым посол поинтересовался: «От какого ведомства направлен «под крышей» ТАСС его нынешний шеф бюро в Вашингтоне?» Литвинов засмеялся, уклончиво ответил цитатой из Шекспира: «Есть многое на свете, друг Горацио!» «От ЦК партии, больше не от кого!» — решил для себя Уманский. И держал себя с Сергеем запросто, по-товарищески: тассовцы всегда найдут язык друг с другом.
По зрелом размышлении Сергей решил сделать ставку на Сару. Во-первых, она не была связана ни с какими спецслужбами: Элис как-то рассказала, что Сару неудачно пытались заполучить и ФБР, и военные. Хорошенькая, обаятельная, умная. Из старинного англосаксонского рода. Блестяще образованная — Гарвард, четыре иностранных языка свободно, консерватория (отделение фортепьяно). Во-вторых — и об этом тоже поведала Элис, — Сара была близка к «левым». Увлечение коммунистическими идеалами получило в США особо широкое распространение в годы великой депрессии: компартия насчитывала более ста тысяч членов. По натуре своей человек весьма осторожный, Сара партийным билетом не обзавелась, но симпатизирующей «комми» (а таковых в тридцатые-сороковые годы было очень много, особенно среди интеллигенции и студенчества) была несомненно, хотя благодаря ее скрытности знали об этом лишь самые близкие, доверенные друзья.
Через два дня после нападения Германии на Советский Союз Элис пригласила Сару на деловой ланч в траттории «Паста и антипаста». Предстояла реорганизация военно-морского флота, и Элис готовила для своей газеты серию статей на эту тему: она уже взяла обширное интервью у Фрэнка Нокса по кардинальным вопросам, а по деталям перестановок в высшем командовании он попросил подготовить все возможные — с точки зрения цензурных соображений — данные мисс Сару Уитни, подружку его крестницы, которая была полностью в курсе всех движений в государственной иерархии.