Подарок к рождеству

Лайонз Вайолетт

 — Помолвлена с другим человеком! — Грубо бросил он ей через плечо. — Конечно, ты помолвлена с другим мужиком, черт бы тебя побрал! Да разве может оставаться не на привязи, такая угодливая сучка?

 — Ник, извини меня, я...

 Извиниться — это было единственное, что она могла сейчас сделать. Ее тело ныло изнутри и снаружи, словно ей только что пришлось побы­вать в потасовке. Голые груди и соски, все еще стоявшие после неистовых мужских ласк, теперь начинали быстро замерзать. Но Абигейл испытывала в эту минуту не только физический дис­комфорт. Ее мучили вина, обида и отчаяние.

 —

Извини, Ник. Я действительно очень со­жалею.

 — Сожалеешь! — Он по-прежнему оставался бледен, а в его голубых глазах метались неукротимые, злые молнии. — А что сейчас должен чувствовать я? Я знал... Разумеется, ты была по­молвлена, черт бы тебя побрал! И, тем не менее, это не остановило тебя! Не сдержало. Тогда скажи мне... — В его глазах теперь пылали боль и ярость. — Скажи мне, ты, ненасытная сучка, сколько трахальщиков тебе требуется для пол­ного счастья?

 Была ли эта женщина с кем-то помолвлена или нет, теперь важно было только одно — она потеряна для него. Она не его женщина. И еще... она была женщиной его брата. Его любимого младшего брата Криса. И обманула его. Как об­манет еще многих мужчин. От этой мысли ему стало невыносимо больно. И эту боль не облег­чали грязные оскорбления, которые срывались с его побледневших губ...

 — Ник!

 Он резко отвернулся от дивана, на котором сидела Абигейл со своими голыми, изящны­ми ногами, с голой грудью...

 — Укройся, — небрежно бросил он ей.

 В его голосе звучали нотки омерзения и ненависти. Он не верил, что до сих пор, до последней минуты считал эту женщину кра­сивой. Сейчас он убеждал себя, что она от­вратительна, вульгарна и непристойна. Его мучило чувство вины перед самим собой, осознание того факта, что он позволил себе поддаться ее чарам и попасть в искусно рас­ставленный капкан. Встретившись с ней, он сразу повел себя глупо. И все равно, даже сейчас, в момент сожаления и раскаяния, в момент отвращения, его не покидало страс­тное желание броситься на эту распутную тварь и овладеть ею.

 О Боже, а ведь он думал, что умеет держать себя в руках, умеет не поддаваться эмоциям! Но, оказывается, самые дикие, самые необуз­данные инстинкты могли овладеть им и завес­ти его в женские сети с такой же легкостью, с какой затягивали в них любого простака.

 — Я же сказал тебе: укройся, — с яростью повторил он, увидев, что женщина никак не прореагировала на его слова и продолжает си­деть на диване голой, будто специально выс­тавляя себя напоказ. — Неужели ты думаешь, что мне нравится глазеть на твои голые...

 Очередное оскорбление, высказанное в, подчеркнуто, г гневно

 — Прекрати говорить мне гадости! — дрожащим от гнева голосом крикнула она, поспешно натягивая на себя комбинацию. — И строить из себя оскорбленную невинность! Попробуй утверждать, что ты не имел никакого отношения к тому, что только что произошло, вернее чуть не произошло между нами? Похоже, ты считаешь, что это я пыталась тебя соблаз­нить, а ты, бедняжка, просто не мог противо­стоять моим коварным намерениям?

 Я вовсе не надеваю на себя маску невин­ности. — Его голубые глаза метнули ледяные искры в ее сторону. Образ гнусной распутни­цы, который

он старался создать в своем вооб­ражении, исчез без следа.

 Темно-каштановые волосы Абигейл размета­лись по плечам, фиалковые глаза горели, но всем своим видом она, одетая сейчас в шелковую бе­лую рубашку, почему-то напомнила ему невин­ную школьницу. Тем более что весь ее грим уже сошел с лица, а помада стерлась с губ.

 Эту помаду стерли мои поцелуи, подумал он.

 — Да, мы оба, я полагаю, в равной степени хотели друг друга. Но ты не сказала правду. Ты скрыла от меня, что у тебя есть жених!

 — Я виновата. — Абигейл опустила голову и сильно прикусила нижнюю губу. Она уже сно­ва натянула свое красное платье, в котором выглядела так чертовски соблазнительно.

 На секунду Ник пожалел, что был так ре­зок с ней. Но уже в следующее мгновение он вспомнил о другом неприятном факте: эта жен­щина не только предала Криса, отвернувшись от него, но и успела переключить свое внима­ние и чувства на другого человека. Видимо, именно о нем она сейчас и говорила.

 — Но мы не были помолвлены, так сказать, окончательно. Я имею в виду...

 — Меня абсолютно не интересует, что ты имеешь в виду! — грубо оборвал ее Ник и, сжав кулаки, резко засунул их в карманы джинсов.

 На миг ему показалось, что он был готов ударить ее, но даже одна мысль об этом ужас­нула его. Ник считал это низостью — поднять руку на женщину. Но сейчас он не просто был отвергнут и унижен, как это уже случалось, и не один раз. Эта женщина причинила своим предательством боль его брату. Сейчас она пре­давала какого-то другого человека. Каким-то об­разом умудрилась лишить рассудка его самого, такого стойкого и благоразумного. И эта рас­путная тигрица, пожирательница мужских сер­дец, еще умудрилась так убедительно изобра­зить раскаявшуюся грешницу, что, чуть было, не вызвала у него сострадание.

 — На мой взгляд, всякая помолвка уже пред­полагает определенные обязанности будущих супругов друг перед другом, — холодно сказал Ник. — А чем оказался для тебя я во всей этой истории? Мимолетным развлечением на пол­пути к какому-то более интересному приклю­чению?

 — Ничего подобного! Я... я просто не знаю, что на меня нашло.

 — Зато я прекрасно знаю, моя дорогая. Тебя просто охватило грубое, животное чувство, ко­торое называется похотью.

 —А ты, по всей видимости, поддался порыву чистейшей любви! Ты это хочешь сказать?

В фиалковых глазах женщины сверкнули огоньки гнева, в один миг она, действительно, превратилась из слабого, беззащитного существа в разъяренную тигрицу. Вот ее истинное лицо, чуть не ликовал Ник. Интересно, видел ли свою невесту в таком состоянии его брат? Вряд ли. Крис описывал ее в самых радужных тонах: она всегда была для него нежной, ласковой красави­цей. И вот теперь эта нежная красотка резко бросала жесткие слова ему, Нику:

 — Я полагаю, мужчине не возбраняется испытывать похоть, не так ли? Но когда такое же чувство — физическое желание, сексуальная страсть — охватывает женщину, то тут уже речь заходит о грубом, животном инстинкте, и та­кая женщина, в глазах мужчин, теряет романтический ореол, превращаясь в ненасытную улич­ную девку. Разве это справедливо?