Подарок
Шрифт:
— А мы и не знали, что у тебя брат есть, — сказал один из команды, выступив вперед и протягивая руку. — Я Джеф. Добро пожаловать. Надеюсь, что с яхтами вы на дружеской ноге.
— Был когда-то, — ответил Лу и неуверенно покосился на Квентина. — В свое время мы с Квентином немало миль исходили, а такое не забывается. Это как велосипед, знаете ли…
Они засмеялись, приглашая его на борт.
— Куда ты хочешь, чтобы я встал? — Лу взглянул на Квентина.
— Ты и вправду думаешь, что сможешь поучаствовать? — спросил тот тихонько, чтоб не слышали другие.
— Конечно. — Лу сделал вид, что не обиделся. — Пойду, как всегда, на прежнем месте?
— Впередсмотрящим, да? — сказал Квентин.
— Так точно, капитан! — сказал Лу и с улыбкой отдал ему честь.
Квентин засмеялся,
— Итак, ребята, я хочу, чтоб работали вы слаженно и дружно. Помните, что все следует передавать по цепочке, с тем чтобы вся информация шла ко мне и от меня. Если вы не выполнили команды, кричите, чтоб я был в курсе того, что происходит на борту. Если мы выиграем, для начала ставлю всем по кружке.
Известие всех приободрило.
— Ты молодец, Лу, — сказал Квентин и подмигнул брату: — Я знаю, как долго ты ждал этого дня.
И хотя было это абсолютной неправдой, Лу почувствовал, что возразить было бы неуместно.
— Наконец-то ты дорвешься до нашей «Александры».
В ответ на это Лу шутливо толкнул брата локтем в бок.
Рут провезла коляску Пуда под аркой Стрелков, после чего они очутились в Сент-Стивен-Грин, парке в самом центре Дублина. Здесь был устроен каток, манивший как покупателей из окрестных магазинов, так и приезжих из всех уголков страны приобщиться к этому необычному удовольствию. Пройдя мимо пруда с утками, а затем по мосту О′Коннела, они вскоре оказались в сказочной стране. На месте обычных ухоженных газонов раскинулся рождественский базар; в праздничном убранстве он казался экранным изображением рождественского веселья, декорацией, созданной специально для кино. В торговых павильонах торговали горячим шоколадом и зефиром, сладкими пирожками и кексами с изюмом и цукатами. Воздух был напоен запахом корицы и гвоздики, марципановым духом. Каждый торговец был наряжен эльфом, из рупоров неслись рождественские песнопения, а с крыш падали хлопья искусственного, машинного происхождения, снега.
Центром притяжения была хижина Санты. Перед ней змеилась очередь стремящихся попасть внутрь, и эльфы в зеленых одеждах и остроконечных туфлях из кожи вон лезли, развлекая толпу ожидающих. Вход в хижину окаймляла арка из гигантских красных в белую полоску леденцов, а из трубы в воздух летели мыльные пузыри. На клочке лужайки группа детей перетягивала канат, соревнуясь с громадной рождественской хлопушкой. Арбитром выступал эльф. В центре было воздвигнуто рождественское древо в двадцать футов высотой, украшенное огромными шарами и мишурой. С ветвей свисали водяные шары, атакуемые детьми, а чаще — взрослыми дяденьками, кидавшими в них разукрашенные шарики в надежде продырявить шары и получить заключенный внутри каждого приз. Краснорожий эльф, мокрый от льющейся из лопнувших шаров воды, бегал, собирая с пола призы, в то время как его товарищ наполнял новые шары и передавал их третьему члену команды для развешивания. Работали они не покладая рук, как заведенные.
Пухлым пальчиком Пуд то и дело тыкал из стороны в сторону, указывая на все новые и новые привлекшие его внимание предметы. Болтушка Люси неожиданно притихла. Шоколадного цвета волосы, постриженные под скобку, болтались у подбородка, челка едва не прикрывала огромные карие глаза. На ней было красное, до колен, пальтишко, двубортное, с несоразмерно большими черными пуговицами и с черным меховым воротничком, кремового цвета колготки и черные лакированные туфельки. Держась одной рукой за ручку коляски, она шла рядом с родителями, одновременно как бы витая в одном ей ведомом волшебном мире. Время от времени она видела там что-то, отчего поднимала глаза на Лу и Рут и широко и радостно улыбалась. Никто не произносил ни слова. Слова были не нужны, и все они это понимали.
За рождественским базаром открывался каток, где катались сотни людей, молодых и старых. На каток тянулась длинная очередь желающих, так что каждое падение на льду сопровождалось хохотом зрителей, потешавшихся над неуклюжестью того, кто упал.
— Почему бы вам пока не посмотреть представление? — предложил Лу, имея в виду разыгрывавшуюся на эстраде пантомиму. Зрителями были несколько десятков детей,
Предложение было великодушным и в то же время не без примеси эгоизма, так как перемениться сразу и вдруг Лу Сафферн все-таки не сумел. Он искренне хотел провести день в кругу семьи, но «Блэкбери» его уже раскалялся в кармане и мог прожечь там дыру, а то и попросту взорваться, не прими он соответствующих предупредительных мер.
— Ладно, спасибо, — сказала Рут, проталкивая коляску с Пудом к тому месту в очереди, где стоял Лу. — Мы ненадолго.
— Что это такое ты делаешь?! — в панике воскликнул Лу.
— Собираюсь на представление.
— Разве ты не берешь его с собой?
— Нет. Он же спит. И спокойно проспит все это время.
И она удалилась за руку с бежавшей вприпрыжку Люси, оставив Лу, который в тихой панике глядел на Пуда и возносил к небу единственную молитву: чтобы ребенок не проснулся. Одним глазом он косился на «Блэкбери», другой не сводил с Пуда, в то время как третий его глаз, о существовании которого у себя он даже не подозревал, был устремлен на стоявшую перед ним компанию тинейджеров, внезапно принявшихся вопить и прыгать от неожиданного гормонального всплеска, каждым криком своим и неуклюжим размахиванием рук грозя разбудить спящего ребенка. Только сейчас он осознал, как громки звуки «Джингл белз», несущиеся из репродуктора, и что информация о потерявшемся члене семейства, ожидающем возле «Страны эльфов», напоминает гудение пяти грузовиков, застрявших в пробке. Каждый звук отзывался в нем; каждый вопль ребенка на катке, каждый крик шлепнувшегося на лед родителя, каждый скрип суставов катающихся. Чуткий «Блэкбери», словно изготовившись отразить атаку, опять принялся мигать в его кармане красным огоньком. Очередь медленно подвигалась, и он двигался вместе с ней, толкая коляску.
Стоявший перед ним подросток что-то рассказывал приятелям, сопровождая рассказ пронзительными восклицаниями и судорожными, как у эпилептика, движениями рук. Дойдя до сюжетного центра своего повествования, парнишка отпрыгнул назад, задев коляску.
— Простите, — сказал он, обернувшись и потирая ушибленную руку. — Простите, мистер, с ребенком ничего не случилось?
Лу покачал головой, сделав судорожный глоток. Он готов был задушить парнишку, кинуться к его родителям, устроить им выволочку за то, что не научили сына рассказывать, не размахивая руками, без воплей и брызганья слюной. Он украдкой заглянул в коляску к Пуду. Чудовище проснулось. Глаза Пуда, осовелые, заспанные, еще не совсем готовые пробудиться, медленно раскрылись, посмотрели направо, налево. Лу затаил дыхание. Секунду они с Пудом напряженно вглядывались друг в друга, а потом, видимо, не одобрив испуганное выражение отцовского лица, Пуд выплюнул соску и заорал. Заорал во всю мочь.
— Ш-ш, — неловко принялся уговаривать его Лу, не наклоняясь к коляске.
Пуд закричал еще громче. В заспанных глазах показались крупные слезы.
— Хм… ну, перестань, Пуд! — Лу улыбнулся, одарив Пуда милейшей из своих фарфоровых улыбок, действовавших так безотказно на его деловых партнеров.
Пуд заплакал еще громче.
Лу оглянулся, как бы чувствуя себя виноватым перед всеми невольными свидетелями этой сцены, в особенности перед самодовольного вида папашей с ребенком в кенгурятнике на животе и двумя детьми по бокам, каждого из которых он вел за руку. Буркнув что-то нечленораздельное этому папаше, Лу повернулся к нему спиной и попытался угомонить орущего от ужаса ребенка катанием коляски взад-вперед, туда-сюда и побыстрее, намеренно наезжая на пятки чумазому подростку, подвергшему его этому испытанию. Он попытался всунуть соску в широко разинутый рот. Безрезультатно. Попытался прикрыть рукой глаза Пуда — может быть, в темноте он уснет. Не помогло. Ребенок судорожно выгибался, стараясь освободиться от стягивавших его ремней подобно Халку, скидывающему с себя одежду, и продолжал выть, как воет кошка, которую за хвост волочат купаться. Роясь в мешке, он вынимал из него и совал ему все новые игрушки, чтобы отвлечь малыша, но мальчик с яростью вышвыривал их из коляски на землю.