Подайте мне Джоконду
Шрифт:
– Кроме этого, вы ничего не заметили? Может быть, какой-нибудь акцент?
– Нет, ничего похожего.
– На какой срок они сняли дом?
– На два месяца.
– У них была собака?
– Да, но, приезжая сюда, они ее оставляли в машине. Даже привязывали, чтобы не выскочила.
Подумать только, даже привязывали! Впрочем, ничего удивительного: собака, надрессированная бегать за грузовиками, не приспособлена к деревенским улицам. Вот и весь секрет. А потом, однажды ночью, она удрала, выскочила на шоссе – ее и задавили. Правда, именно в ту ночь на ней был ошейник со взрывчаткой...
– Хорошо, –
– Да, господин комиссар, – покорно соглашается Жюль
Равейен. Вид у него все еще обалделый, но заметно, что ему сильно полегчало, как только он убедился, что я его ни в чем не обвиняю. Это же надо вообразить, труп в огороде! Он уже видел себя в кутузке, усач.
Оставляю троицу в приятной компании с куском сала – у них есть еще немного времени, чтобы его переварить, – и тихо еду в направлении шоссе. Не гоню, поскольку есть о чем поразмыслить. Согласитесь, дело слегка подзапуталось и даже обрело некоторую таинственность.
Когда я проезжаю мимо маленького домика, на котором написано: +Почта-телеграф-телефон", в голову приходит любопытная мыслишка. Останавливаюсь и захожу.
Это совсем маленькое почтовое отделение. В каморке, пропахшей старыми афишами, я вижу единственную служащую. Мышка, одетая не хуже вашей кузины, по уши углубилась в душещипательный роман в яркой обложке. Я по нечаянности успел ознакомиться с этим образчиком высокой литературы и понимаю, что розовеет и вся трепещет она от волнений по поводу парня, который мечтает о невесте своего лучшего друга и, чтобы развеяться, вербуется на пять лет в Конго. Если бы у нее было время добраться до последней страницы, она бы узнала, что все устроилось. Друг погиб в автокатастрофе, а его курочка со счастливыми всхлипами бросилась вить гнездышко в объятиях следующего возлюбленного. Увы, она не успевает дойти до конца столь чудесной и правдивой истории, поскольку некий Сан-Антонио стремительно врывается в ее жизненную орбиту.
Она поднимает на меня очи, столь томные, будто это тот красавчик из романа забрел к ней купить почтовую марку.
– Что вам угодно? – лепечет она.
Я протягиваю ей полицейское удостоверение.
– Поскольку не в конверте – двенадцать франков, – сдержанно роняет красотка.
Я хохочу. Забавно, надо будет рассказать друзьям. Она открывает свои фонари пошире и наконец-то знакомится с текстом. Впрочем, лишь для того, чтобы перескочить из одного грошового романа в другой – не нужно быть телепатом, чтобы почувствовать, как он возникает в пустой головенке этой дурехи.
– Чем могу служить? – шепчет она, опуская очи долу.
– Вы обслуживаете округ Фур?
– Да, господин комиссар.
– Не получали ли вы какую-нибудь корреспонденцию для неких Винеев – они поселились недавно недалеко от Фура, на холме Серв?
– Нет, – поразмыслив, трясет она головой.
– Это имя вам ничего не говорит?
– Говорит.
Я подпрыгиваю.
– Откуда вы их знаете? Вы же утверждаете, что никакой корреспонденции для них не было.
– На их адрес –
– Ага. И ничего не было?
– Почему не было? Была одна телеграмма.
– Телеграмма? – самым нежным голосом мурлычу я.
– Да.
– А вы, случаем, не запомнили имя отправителя?
– Смутно. А вот текст помню. «Пройдет восьмого, около двадцати двух. Грузовик МАК с белым крестом».
– Браво! – восхищаюсь я. – Похоже, с памятью у вас все в порядке, а?
Она снова розовеет.
– Текст необычный, вот я и запомнила. А подписи не помню. Какое-то потешное имя....
На меня текст производит впечатление. Именно восьмого произошла моя историческая встреча с покойной Фифи. А в телеграмме речь шла о грузовике. Вам все ясно или надо еще малость разжевать?
– Если я когда-нибудь стану министром связи – продвижение по службе вам гарантировано, – сообщаю я маленькой почтарке. Киваю в подтверждение своих слов, и мой зрительный перископ погружаетс в глубины ее корсажа. Поскольку именно в этот момент она наклоняется вперед, передо мной открывается зрелище, способное возбудить нескромные мечты даже у несгораемого шкафа.
Однако дело есть дело.
– Раз уж я сюда забрел, – говорю я, – не могли бы вы соединить меня с Парижем?
Она уверяет, что для нее это несказанное удовольствие, и спрашивает номер. Получает его, и через пять минут я слышу в трубке «алло», произнесенное шефом с такой экспрессией, что у меня аж в ухе зачесалось.
– Это Сан-Антонио.
– Прекрасно, – хрипит Старик. – Есть новости?
– В каком-то смысле. Но пока многовато неясностей. Ночью восьмого числа грузовик МАК прошел по шоссе Лион – Гренобль. Должно быть, вез что-то важное, поскольку именно его хотели взорвать. Думаю, вы были правы насчет собаки-бомбы. Неплохо было бы порасспросить военное начальство Лиона и Гренобля, не провозили ли они той ночью какой-нибудь особый груз? Полицию тоже. Вам, сверху, это провернуть удобнее, чем мне.
– Куда сообщить результаты? – бурчит шеф. Секунду колеблюсь, потом решаю, что стоит остаться в этом районе. Раз уж тут все началось...
– До востребования, почтовое отделение Сент-Альбан де Фур.
– Прекрасно. До скорого.
Вешаю трубку и откашливаюсь, чтобы прочистить глотку.
Маленькая почтарка так и не вернулась к своему чтиву. Смотрит на меня так преданно, будто я спустился с небес, а не приперся на старом джипе. Спрашиваю, когда она закрывает свой ларчик. Она отвечает, что в шесть. Именно в этот момент на колокольне бьет шесть часов.
– Вы живете одна? – интересуюсь я. Она молча кивает.
– Слушайте, крошка, – проникновенно воркую я, – я так одинок в этом затерянном краю. Может, согласитесь закусить в моей компании?
Она признает идею соблазнительной, но ей мешает отсутствие туалета. К тому же, если кто из жителей местечка увидит ее с мужчиной, он скажет мэру, тот скажет священнику, тот скажет ее начальству и ей сделают замечание.
– Ну и бог с ним, – перебиваю я. – Буду ждать вас на машине у въезда в деревню. У фонтана, идет?