Подборка из юмористического журнал 'Magazin' 1996-97 годов

Неизвестен 3 Автор

В течение второго месяца, дружок, следует постепенно довести количество выкуриваемых сигарет до одной пачки в день. Учащение сердцебиения после подъема на второй этаж и появление легкого желтоватого налета на зубах убедительно показывают, что ты находишься на правильном пути.

Алексей Дидуров

Дом спит. В подъезде тишина. Ты где-то в нем уснула тоже. А мне белесая стена Рисованные корчит рожи, Безграмотно грозя войной, Любовью к анаше и панку. Вот взять стило - и со стеной Вступить бы слогом в перепалку, Вписать писучей голытьбе Меж глупостей ее и лажи И обо мне, и о тебе Все то, что вам не снится даже, Вмешав в рифмованный ликбез И горьких слов, и слов привета По вкусу слез и грез. Но без "Куда ж нам плыть..." Примерно, это: "Почему ты так румяна И без химии медвяна, По-старинному наивна, Как жена царя - Наина? Для чего твой

стан точеный Аппетитностью деталей Создает напряг никчемный Для мозгов и гениталий? горе мне, что ты не даришь И намека на согласье: Прилетишь - и улетаешь Словно юность, словно счастье! Что ж ты делаешь со мною То, что все мы со страною, Что страна - со всеми нами, Что с Японией - цунами, Что с Флоридой - ураганы. Что с Фемидой - уркаганы, Что с блядьми - эротоманы И с детьми - телеэкраны! Мне и так не так медово Средь всеобщего дурдома, Где в любви страшней облома Лишь свиданье без кондома Это датая эпоха, Это все мы задом в луже, В ней, когда один - то плохо, А когда вдвоем - то хуже, Но предчувствию потопа Лучше нет противовеса, Чем тугие грудь и попа У тебя, моя принцесса, И, любуясь тайно ими, Повторяя твое имя Наподобие рефрена, Я лечу себя и время Мир прощается с богами И с тюленями в Байкале, И со сказками о рае, И с московскими дворами, Не идут в страну кредиты, Царь зазря тасует двор свой, Небеса глядят сердито Словно линза Новодворской, Уезжают Афродиты, Убегают эрудиты, Остаются простатиты, Идиоты, трансвеститы, Новый круг расчета начат, Новый Овод гнет свой повод, Снова пингвин робко прячет И опять гагары стонут, И стреляют автоматы, Умирают аты-баты, А бесплатные стройбаты Паханам плодят палаты, И от этого кошмара Стал желанен Че Гевара И любые генералы Лишь бы мы не обмирали И при глюке, и при звуке Крике, грохоте и стуке, И при всякой штуке-дрюке Буки, суки и науки! Я полжизни был бездомен, Я полжизни был безвестен, Был изгнаннику подобен, Среди местных неуместен, И теперь не до уюта, И теперь не до покоя, Но всегда в промежность чью-то Я входил. как в дом изгоя, Страсть была моей харизмой, А ответная - законом, А межгрудье чье-то - домом, А влагалище - отчизной, Но теперь лафа накрылась Так, что крепче не бывает, И удачи легкокрылость лоб другому овевает Ведь пока я Музу мучил, О тебе канючил строки, Он тебя подснял, окучил, Соскочил и сделал ноги Он умеет это лихо, Он профессор в этих сферах, Он прописан в нарко-психоКожно-венедиспансерах, Он упертый, как бульдозер, Оо вонзает без резинки, Он душонку заморозил, Как тушонку в морозилке, Он читает Заратустру И столпов неонацизма, У него не дупель-"пусто", Для него весь мир - отчизна, Он нескромен и огромен, И во всем скотоподобен: Газы. позы, шустрый хобот Детородный биоробот! И его такие стати На замете у природы Ей они подстать и кстати Для продления породы: На такой по силе полюс Мчится ток, мосты сжигая, И печально длится повесть, Деву к пруду подвигая, В лунной роще у дороги Закипает брачный шелест, Обдираясь о пороги, Рыба грубо прет на нерест, И овца везет барана, И твоя, о, Донна Анна, Плоть становится безумна, И соски - темней изюма! Но сие не блажь минуты Для Владельца Небосвода, Что нас сводит почему-то И разводит для чего-то, Ибо лишь Его приколы Превратит пиит в глаголы, Ибо только катастрофы Заставляют ладить строфы Поэтическою строчкой Зашиваю в сердце рану И словесной суходрочкой Через край сливаю прану, оттого с ума - ни шагу, А кончаю на бумагу: "Что ж ты делаешь со мною То, что я - с моей женою..."

Герман Дробиз

До встречи в раю

Снится Сергею Иванычу, что раздается звонок в дверь, и входят трое: один - смущенный, другой - улыбчивый, а третий - строгий.

– Извините, - говорит смущенный.
– Будем вас немножко принимать в нашу секту. Нет бога, кроме Даждьбога, а это вот, - показывает он строго, - пророк его и наш священный прораб. Поцелуйте ему стопы и ступайте отныне по его следам.

– Но туфлей ему не расшнуровывай, Серега, - говорит улыбчивый. Пророк уж намаялся сымать-надевать. Через туфлю целуй, истинное чувство и через нее пробьется.

Строгий говорит:

– Но сперва губы утри, прихожанин: туфли у меня недавно чищенные.

– Минутку, - говорит Сергей Иваныч.
– Расскажите хоть, что за секта. Какое учение в основе.

– Учение простое, - говорит смущенный.
– Верим в Даждббога, солнечного господа нашего, праведников греющего в своих живительных лучах. На грешников же насылает

перунов своих. мечет в окаянных громы и молоньи. Тако ж признаем влияние Луны, отдаем должное северным сияниям. Ветра, бури, метели - суть воплощения наших древних духов. Цунами, тайфуны, торнадо не признаем, они от дьявола.

– А секта хорошая, дружная, - говорит улыбчивый.
– Вместе работаем. вместе отдыхаем. Потом самосожжемся - и прямо в рай.

– Ну, это вопрос дискуссионный, - говорит строгий.
– Я как священный прораб еще окончательно не решил. У зарубежных сект стало модным в самолетах взрываться, в теплоходах тонуть. Нам это дорого. Мы вот, или самосожжемся, или самоотравимся, а самое дешевое, к чему я склоняюсь: самозарубимся. На топор уже скинулись, но чуть-чуть не хватает.

– Так что, - говорит смущенный, - с вас, Сергей Иваныч, вступительный взнос на топор.

– Напрасно скидывались, - говорит Сергей Иваныч.
– Сразу бы ко мне. Вот вам топор. Он у меня в прихожей на всякий случай стоит.

– Замечательный взнос, - говорит строгий.
– Деньги все же давай. Все, какие есть в доме. Мы их сожжем. От них все беды, в них дьявол сидит.

Жалко Сергею Иванычу своих трудовых, но чувствует: неотвратимо тянет его к этим чистым людям. Отдал все деньги, какие нашлись. И спички протягивает.

– Нет, - говорит строгий, - не сразу. Мы их еще немного покрутим. Жизнь показывает: если их немного покрутить, они лучше горят. И еще злато-серебро собери, в сих металлах дьявол особенно плотно засел.

Собрал Сергей Иваныч свое залото-серебро: обручальное кольцо, полудюжину серебряных ложек, золоченые рюмки и серебряный подстаканник с веселой резной надписью: "Сергею на тридцатилетие от однокашников, односупников и одночайников".

– А чего это у тебя, брат мой, во рту посверкивает?
– спрашивает строгий.
– Буквально дьявольски полыхает? Золотая коронка? Сними.

– А как я без нее пищу стану жевать?

– Зажмотился брат наш, - говорит улыбчивый.
– Может, дать ему по зубам, дьявол и выскочит?

– Не бойтесь, Сергей Иваныч, - говорит смущенный.
– У нас в секте не бьют. Во всяком случае, не до смерти, а с обязательным потом обливанием водой, дабы очухался грешный брат наш и обрел ясность в возреньях.

– Хватит болтать, - говорит строгий.
– Рот разинь, брат мой, в радостном изумлении. Как если бы сам Даждьбог сошел с небес и предстал перед тобой. Вот так. Хоп!
– И ловко выдернул коронку.

– Поздравляем, Сергей Иваныч, - говорит смущенный.
– Дьявол из вас изгнан полностью и бесповоротно. Вы чисты душой, можно и в рай отправляться.

– Думаю, - говорит строгий, - брат наш заслужил право выбора: как нам его отправить в райские кущи? Задушить, отравить, а, может. в ванне утопить? Некоторым нравится.

– Простите.
– говорит Сергей Иваныч, - вы же говорили: все вместе отправимся. Вы-то как?

– За нас не беспокойся, - говорит строгий.
– Мы сразу за тобой. даже можем заранее договориться: встречаемся минут через пятнадцать у райских врат, возле проходной, где Петр-ключник на вахте. Я как старшой их укокошу, потом два пальца в розетку - и догоню.

– Погоди, прораб, - говорит улыбчивый.
– Негоже старшому мараться. Давай, я вас ухайдокаю. Я в своем грешном прошлом забойщиком скота работал. у меня не дрогнет.

– Извини, брат мой, - говорит ему смущенный, - но. может, лучше я? Я до нашей секты состоял в темносером братстве на большой дороге, немало праведников отправил в рай, и, по моему, все добрались, без осечки.

Чувствует Сергей Иваныч - не договорятся братья. А в рай захотелось спасу нет!

– Братья мои возлюбленный.
– говорит он.
– А давайте-ка, я вас отправлю. И пусть это будет проверкой моей преданности Даждьбогу. Ежели не выдержу - он меня перунами поразит, громами и молоньями. Но, клянусь, выдержу! Вас отправлю, а сам с балкона головой об асфальт - и догоню.

– Думаю. можно поручить, - говорит улыбчивый.
– Только ты еще туфлю пророку не целовал. Без этого окончательного доверия быть не может. Целуй.

Встал Сергей Иваныч на колени. склонился, коснулся трепетными губами пророческой туфли и в то же мгновение всеркнули молоньи, грянули громы это улыбчивый с одного замаха оттяпал ему башку топором.

Вознесся Сергей Иваныч на небеса. поплавал средь облаков, а вот и райские врата. Все, как предупреждали: возле врат и проходная и Петр-ключник на вахте.