Подъем
Шрифт:
— Это не я притащилась на чужой праздник. Еще и в жутком платье. Кто тебе сказал, что в синем, ты непохожа на бледную моль?
– Видимо, тот же, кто подбирал для вас эту блузку, — отворачиваюсь, и приветливо улыбаюсь подружке чиновника, надеясь поддержать ее в этой жуткой ситуации, когда спутник, забыв о приличиях, завязывает горячий спор с пожилым человеком, уже явно утомленным его болтовней.
— Шампанского? — и заручившись моим согласием, Сергей наполняет бокал, бегло целуя меня в висок. Спустя сорок минут, я прихожу к одному выводу: происходящее мало походит
— Простите, не проводите меня в уборную? Я здесь впервые и боюсь заблудиться, — шепчу ей, когда многие гости встают из-за стола, желая посплетничать в гостиной под аккомпанемент классической музыки.
— Да! — оживает она, резко вскакивая со своего стула, затравленно глядя на своего благодетеля. — Вы меня спасли. Еще пара минут, и я с криком бы бросилась наутек. Когда Сава пьет — я едва ли способна продержаться рядом больше получаса. Я Нина.
— Маша, — следуя за провожатом, не забываю рассматривать висящие на стенах полотна.
— Вы с Сергеем Титовым пришли?
— Да. Раньше мне не доводилось посещать такие дни рождения…
— Привыкните. Главное, молчаливо улыбаться и не лезть в мужские разговоры. Когда Савелий впервые взял меня с собой, я даже вилку в руках с трудом держала, опасаясь опростоволоситься. Ошибок в их обществе не прощают.
— Ух, — смеюсь, замирая рядом с дубовой дверью. — Уж, лучше бы я связалась с сантехником.
Девушка вторит мне, расцветая, и касается стальной ручки, впервые за вечер не выглядя скованной:
— Вам сюда. Я подожду, чтобы не сбились с дороги. Не дом, а лабиринт.
Я быстро справляюсь с нуждой и, поправив прическу, критично оцениваю свой внешний вид. Не думаю, что в своем платье в пол, я выгляжу тусклой и неприметной…
— У Елены прекрасная кукольная коллекция. Хотите взглянуть?
— Давай на ты. Я не так стара, как тебе могло показаться, — киваю, и прохожу за своей новой знакомой в темное помещение, которое по щелчку выключателя освещается, позволяя мне рассмотреть дубовые полки, сплошь заставленные различными игрушками. — Хозяйка не будет против, что мы так нагло вторглись в одну из ее комнат?
— Нет. Мне она полностью доверяет… Я два года помогала ей с уборкой, пока меня не заметил Михайловский…
— И как давно вы вместе? — боюсь касаться фарфоровой девочки, утопающей в кружевных оборках своего платья, и следую дальше, вдоль секретера с самыми хрупкими экземплярами.
— Полтора года.
— Сколько же тебе лет?
— Двадцать семь. Мамины гены, так что не удивляйся. Я привыкла к тому, что в магазине у меня спрашивают паспорт, прежде, чем продать сигареты…
— Завидую белой завистью. Когда я тебя увидела, думала тебе едва исполнилось восемнадцать. Смотри, это мои работы, — увидев новое приобретение именинницы, хвастаюсь перед Ниной, в глазах которой отчетливо различается восторг.
— Ничего
— По мне, так под силу каждому. Главное, немного терпения и свободного времени. А ты работаешь?
— Нет, — краснеет и отводит в сторону взгляд. — Отучилась два года в институте, на педагогическом… Хотела стать учителем литературы… Но пришлось бросить. Наверное, нужно идти, а то нас потеряют…
— Да, пошли.
Компания из тридцати человек уже покинула столовую, и, улыбнувшись напоследок хмурой Нине, виновато склонившей голову и отправившейся на призыв своего мецената, я замираю в дверях, салютуя бокалом Титову.
— Отличная парочка: уборщица и торговка, — невесть откуда возникшая рядом Титова, смиряет меня своим высокомерием, но я не успеваю парировать, удивленно воззрившись на другую женщину лет шестидесяти.
— Забыла, как подрабатывала в забегаловке в студенческие годы? — голос холодный, заставляющий застывать кровь в моих жилах.
— Вот тебя-то и не хватало. Разбавишь из кружок по интересам своей никчемной персоной!
— Помниться, раньше ты и сама с удовольствием со мной болтала.
— Ошибка молодости. И потом, тогда я не знала, что ты согреваешь постель моего мужа, — отставляя опустошенный фужер, она нацепляет на лицо улыбку и отходит к сбившимся в кучку дамам.
— Препротивная дама. Если скажу, что когда-то она была у нас заводилой, поверишь? — брюнетка присаживается на подлокотник кресла.
— Нет, — не в силах представить, что кто-то находил Титову приятной собеседницей, отвергаю сказанное.
— Варвара, — представляется моя собеседница, и я ощущаю укол в районе груди — как бы я не презирала мать своего мужчины, женскую солидарность никто не отменял. — А ты у нас Маша? Жаль, Юра не дожил! Всегда переживал, что Сережка все никак не остепениться.
— Мы вместе не так давно. Рано делать подобные заявления…
— Брось, по одному его взгляду понятно, что ваша история затянется надолго. Тяжело, наверное, пересекаться с его мамашей?
— Простите, но я не думаю, что должна обсуждать с вами наши с ней отношения, — чувствую, что отчаянно желаю оказаться где угодно, лишь бы не рядом с ней.
— Я же своя. Может, еще породнимся… А со Светкой дружила лет сорок, наверное. Мне ли не знать, какая она.
— Тогда обойдемся без моих откровений? Простите, меня зовут, — заметив удивление на Сережином лице, торопливо сбегаю от неприятной особы. Вот уж, действительно, скажи мне кто твой друг, и я скажу, кто ты…
— Скучаешь? Можем поехать ко мне, — от него пахнет коньяком, парфюмом и сигаретами, но эта гремучая смесь вовсе не вызывает во мне отторжения, и я с наслаждением тяну носом аромат, присущий лишь этому человеку.
— Все хорошо. Расслабься.
О том, что не согласилась запрыгнуть в машину и не позволила увезти меня подальше, я пожалела спустя час, когда крепко сжимала в своих пальцах ткань Сережиного пиджака, чувствуя твердость напрягшихся мышц и излучаемую им ярость…