Шрифт:
Или, не радуясь возврату
Погибших осенью листов,
Мы помним горькую утрату,
Внимая, новый шум лесов.
Или с природой оживлённой
Сближаем думою смущённой
Мы увядание наших лет,
Которым возрожденья нет.
( А.С.Пушкин «Евгений Онегин»)
Подфлажник
Пролог
О назначении на теплоход «Капитан Петрушевский» я знал заранее. Судно было зафрахтовано болгарской компанией «Космосшиппинг» для работы на линии грузоперевозчика итальянской
а самая ожидаемая новость всегда ошарашит тебя неожиданно, как говорится: врасплох. Так и меня, судового электромеханика с двадцатилетним стажем работы на флоте.
И пусть скажут мне, что за это время можно привыкнуть к расставаниям, уходя в очередной рейс или уезжая в очередную рабочую командировку. Я отвечу коротко: «Нет, тысячу раз нет!» Ибо каждое расставание особенно по-своему и по-своему чревато особенной грустью и печалью. Словно в первый раз, каждый раз осознаёшь свою вину перед семьёй, за всё то, чего лишаешь и лишаешься на время долгой разлуки. За долгие годы в каждой семье моряка подневольно складываются свои определённые традиции в дни расставаний и в дни встречи. Да, в каждой семье моряка свои традиции. Кто-то любит пышные проводы с гурьбой гостей и морем водки, кто-то скромнее: только самые близкие родственники. Мы же с женой последний день предпочитали проводить одни. Последней точкой был столик для двоих, пару бокалов доброго вина под «мясо по-капитански» или запечённого в духовке сазана на виноградных листьях, покрытого золотистой майонезной коркой. Посидели на дорожку и – в путь. Обычно это было такси, мчавшееся по маршруту: калитка дома – родной порт. Я уезжал один, оставляя свою ненаглядную на месяц, два, три и более. Придерживаясь той точки зрения, что те последние минуты, которые моряки проводят вместе с родными на судне, ни для кого не являются приятными. В меру определенных обязанностей, каждый моряк перед отходом судна в рейс занят каким-то определённым служебным делом, постоянно оставляя своих провожающих одних, не на минуты, а на долгое время. Именно по этой простой причине, и только, я решил установить свою традицию и прощаться дома, чтобы сердце и душа были на месте, а сознание и тело сразу включались в трудовой ритм, определённый флотским уставом и служебными наставлениями.
На этот раз мы проигнорировали наше обычное правило. Жили мы уже в другом городе, и в Измаил я отправлялся автобусом, поэтому жена решила проводить меня до самого автовокзала. Дежурный поцелуй. Пару прощальных фраз и я уже в пути. Дорога длинная, где-то около 650 километров, почти через весь юг Украины. Автобус «Запорожье-Одесса», ухоженный бэушный неоплан фирмы «Мерседес», мягко нёсся вдоль Таврийских степей, приближая пассажиров, с каждой минутой, всё ближе и ближе к «жемчужине у моря» – городу-герою Одессе, делая остановки только в Херсоне и Николаеве. С Новой Каховки до Одессы – шесть утомительных часов езды. Удобно расположившись в мягком кресле, я посмотрел на соседа, который уже застыл в сладкой дрёме и стал рассматривать знакомые пейзажи, быстро меняющиеся за огромными окнами неоплана. Подневольно стали всплывать в памяти прошедшие дни отпуска. Анализируя эти короткие мгновения счастья, я остановился на наших взаимоотношениях с женой, которые в последние годы напоминали запутавшийся клубок рыболовной лески с утерянным концом.
Но конец, однако, нашёлся и клубок не стал затягиваться, а наоборот, помаленьку распутался. Мы переехали к новому месту жительства. Наконец, приобрели понравившееся нам жильё. Почти, весь отпуск делали косметический ремонт, наводя порядок в своём гнездышке, не позабыв, конечно же, и об отдыхе. Несколько дней, проведённых на Чёрном море, в посёлке Лазурный, поистине можно назвать счастливыми. Эти дни действительно стали для нас сладкой отдушиной в нашем общем отпуске. И, вот! Всё уже позади. Фактически никаких развлечений, кроме этих нескольких дней в Лазурном. Проведённые там дни, не переставали волновать мои чувства и мои мысли. Эти солнечные дни и чудные ночи, яркой вспышкой приятных воспоминаний, вонзались в моё сознание, переворачивая в нём всё вверх дном и вытаскивая на поверхность самые трогательные моменты курортной жизни. Один из этих моментов, особенно ярко отражался на всеобщем фоне последних дней отпуска. Всё плыло передо мной, в каком-то шумно-сказочном полузабытьи…
Моя фея, моя очаровательная жёнушка, словно королева бала, кружилась в вихре быстрого ритмичного танца, демонстрируя свои замысловатые «па» под яркие вспышки серебристо-бриллиантовых бликов зеркальных шаров диско бара. В лучах бледно-фиолетовой неоновой подсветки, лёгкий крепдешиновый сарафанчик, впитывал своим ярко выраженным импрессионистским узором всю цветовую гамму танцевальной площадки, отражая яркие перламутрово-белые блики, струящиеся вокруг её гибкой, извивающейся фигуры, на несколько метров по всей окружности. Танцуя под современные ритмы всенародно любимой попсы и подогретая бутылочкой клюквенного лонгера, она была открыта и счастлива, раскрепощённо веселая и немножко таинственная…
Сидя за столиком, прямо перед танцевальной площадкой, я мило беседовал с подружкой жены и откровенно любовался своей возлюбленной. Ровно восемнадцать лет супружеского пути прошли мы вместе, рука об руку. Долгим и тернистым был этот путь, но мы прошли его, преодолевая взлеты и падения, любовь и ненависть, радость и огорчения, счастье и горе. И, несмотря, ни на что, мы выстояли и прошли этот путь, в то время, когда многие разводились по пустякам, не раздумывая, об особенностях адаптации и притирки друг к дружке. Я сидел за столиком на жестком пластмассовом стульчике и наслаждался вкусовыми качествами «джин-тоника», вёл непринуждённую беседу, отдыхая от домашней суеты, впитывая в себя последнее наслаждение отпуском. Я вёл беседу и продолжал любоваться танцующей женой, замечая то, на что раньше, как-то не обращал внимания. Замечая её весёлую улыбку и радостные лучезарные глаза, красивые, легко взволнованные дыханием подволочного вентилятора, волосы, налитые пунцовым румянцем щёки, красивые сочно-алые губы. Хотелось бы видеть её такой всегда…
Вспоминая свой отпуск, я часто наталкивался на мысль, что мои воспоминания о жене всегда останавливались на вышеизложенном эпизоде. За все прожитые в Новой Каховке месяцы я запомнил её именно такой. И буду теперь, именно такой, вспоминать её далеко от родных берегов, среди соленых средиземноморских волн.
В окошке замелькали новостройки поселка Котовского, и мои воспоминания развеялись, как предрассветный туман погожим летним утром. Автобус, медленно, но уверенно, петлял в утренних автомобильных пробках города-героя. Впереди показался Пересыпьский мост, значит скоро автовокзал.
Автобус на вокзал прибыл по расписанию и я, быстро получив багаж, сразу направился на платформу Измаильского направления, где уже стоял «под парами» старенький «Икарус». Решив с водителем вопрос с посадочным местом, я сдал багаж и прошёл в салон автобуса занимать его, освобождая себя от проблемы приобретения билета в кассе автовокзала. Благо эту проблему прекрасно решал сам водитель, оставляя себе на пропитание гривневый эквивалент, установленной за проезд таксы. Продвигаясь вглубь салона, я искренне удивился, встретив своего старого приятеля. Он одиноко сидел у окошка и задумчиво смотрел сквозь него, поигрывая мимикой лица, словно вёл задушевную беседу. За окошком стояла миловидная женщина с грустинкой в глазах и, что-то показывала ему жестами. Не обременяя себя лишними вопросами, я бесцеремонно занял пустующее рядом с приятелем место и, дождавшись, когда он закончил прощальную церемонию, радостно поприветствовал, протягивая для рукопожатия свою руку:
– Привет, Николя! Сколько лет, сколько зим!?
– О! – изумился Николай моему внезапному появлению.
После обмена дружеским рукопожатием, я спросил, указывая на пустующее место:
– Свободно?
– Конечно, конечно, – засуетился Николай, – присаживайся.
Только я сел, как автобус, вдруг, тронулся. Николай последний раз прощально махнул женщине за окошком и спросил:
– На работу?
– Да, – коротко ответил я, – на «Петрушевский», а ты?
– Я в кадры за расчётом. Увольняюсь я. Помнишь как вместе на «Степанюке» сражались?