Подкидыш для депутата. Выбор сердца
Шрифт:
Не верю, что это происходит наяву. Мы сейчас как настоящая семья. А Дима слишком заботливый и внимательный. В чем подвох?
— Оф, Ди-им, — выдыхаю я, не зная, как мне действовать дальше.
Так хочется довериться ему, но… не могу. Отныне я должна быть осмотрительнее и думать о малыше, а не о личных отношениях. Однако помощь Димы как раз необходима мне в данный момент. Чего плохого в клинике, лекарствах и, в конце концов, мужской поддержке? Наоборот. Все это в интересах ребенка, ведь так? Только бы Щукин не обидел меня, как…
Дима, словно почувствовав мои сомнения, протягивает ко мне одну руку, второй продолжая сжимать руль. Берет мою ладонь, быстро подносит к губами и целует тыльную сторону. Легкое касание его губ обжигает, будто оставляет клеймо. Кожа покрывается мурашками, в груди становится горячо, забытые ощущения накатывают с новой силой.
Я не выбросила Диму из головы, не вырвала из сердца. Не смогла.
— Все будет хорошо, котенок, расслабься, — шепчет он заботливо.
Ощущение, что демон, вселившийся в Щукина после разговора с врачом, сейчас покинул его тело. Надолго ли?
У меня почти получается последовать его совету и успокоиться. Но стоит нам подъехать к знакомому дому, как я опять начинаю нервничать. Вроде бы не происходит ничего страшного, но предчувствие вопит об обратном. Поэтому медлю, когда Дима распахивает дверь и подает мне руку. Но он не раздражается из-за моей нерешительности, а лишь терпеливо ждет, пока я очнусь и покину салон автомобиля. Ясно одно: сдаваться и отпускать меня мужчина не собирается. Странно, но понимание этого окрыляет меня.
Однако едва мы переступаем порог дома Щукиных, как паника возвращается. Шестое чувство меня не обмануло. Картина, представшая моему взору, ввергает в шок и побуждает бежать без оглядки.
В гостиной на диване расположились двое мужчин. Сидят друг напротив друга и добродушно беседуют. Словно старые друзья. Один из них очень похож на Диму: те же темные волосы, жесткие черты лица и прищуренные глаза необычного медового цвета.
— Привет, папа, — холодно обращается к нему Щукин-младший и переводит взгляд на гостя.
Последний медленно оборачивается, заставляя меня сжаться от страха. Садится к нам вполоборота, без стеснения окидывает меня взглядом с ног до головы. И еле заметно ухмыляется. Ехидно, будто задумал что-то. Но я не намерена больше играть на его стороне.
— Добрый день, Герман Алексеевич, — буквально выжимает из себя Дима.
Глава 6
— Добрый, рад видеть, — лицемерно тянет Емельяненко, продолжая скользить по мне масляным взглядом. — Мы тут как раз с Николаем обсуждаем твою ситуацию, — обращается к Диме. — Сам ты явно не справляешься.
Замечаю, как хмурится Щукин-старший. Видимо, Герман Алексеевич успел рассказать ему свою версию развития событий и настроить против собственного сына. Да и мне Николай явно не рад, судя по насупленным бровям и стиснутым губам.
Импульсивно беру Диму за руку в поисках защиты, хотя помню, как он отстаивал Емельяненко, искренне считал его другом. Тем не менее, продолжаю судорожно сжимать ладонь единственного мужчины в этом доме, которому могу довериться.
— Кать, иди наверх, — наклоняется к моему уху и добавляет еле слышно. — Детская Маши рядом с моей спальней. Думаю, ты не забыла, где, — одной фразой заставляет меня покраснеть.
Но смущение улетучивается, как только я осознаю, что скоро увижу Машеньку. Не могу скрыть улыбки и едва сдерживаюсь, чтобы не обнять Диму из благодарности. Однако понимаю, что не следует акцентировать внимание Емельяненко на… нас.
Опускаю взгляд, сипло произношу короткое «да» — и, стараясь не смотреть на мужчин в гостиной, быстро направляюсь к лестнице. Забыв об осторожности, взлетаю по ступенькам, желая как можно скорее обнять мою малышку. В какой-то момент оступаюсь и хватаюсь за поручень, восстанавливая равновесие.
— Кать! — летит мне в спину. — Не беги, — говорит Дима тихо и взволнованно.
Оглядываюсь, посылаю ему теплую улыбку, киваю чуть заметно и замедляюсь. Но иллюзию сказки мгновенно разрушает опасный, пронизывающий до костей взгляд. Боковым зрением замечаю, как внимательно Емельяненко оценивает меня. Чувствую, что он ликует. Невинный эпизод, демонстрирующий Димину заботу, явно ему по душе.
Решаюсь мельком посмотреть на Германа Алексеевича: расслабленная поза, насмешливое лицо, кривая ухмылка на губах, вздернутая бровь. Из моей груди вырывается слабый стон. Не нужно быть предсказательницей, чтобы понять: Емельяненко только что придумал очередной план устранения Димы, и главная роль в новом спектакле явно будет отдана мне.
Переключаю внимание на Щукина-старшего и теряюсь под его презрительным взглядом. Наверное, он воспринимает меня, как уличную девку, что забралась в постель к его сыну, окрутила несчастного, «повесила» на него ребенка. И все беды Димы — исключительно от меня! Уверена, на мнение Николая успел повлиять Емельяненко.
Нервируют эти Щукины! Как можно не видеть, насколько подлый и двуличный их «обожаемый» Герман Алексеевич!
Исподлобья смотрю на Диму, а он лишь указывает взглядом наверх. Сам же складывает руки на груди и готовится к серьезному разговору. Не знаю, чем он закончится, однако не ожидаю ничего хорошего. Сейчас для меня самое важное — это Машенька.
Поэтому, вздохнув тяжело, направляюсь в детскую. Хочется ускорить шаг, в пару прыжков преодолеть проклятые ступеньки — и обнять, наконец, мою малышку. Но в голове крутится предостережение Димы. И его голос, такой бархатный, нежный. Как в те дни, когда мы были вместе и счастливы. Закусив губу, заставляю себя идти аккуратно.
На пороге Машиной комнаты сталкиваюсь с незнакомой мне девушкой. Пары минут мне хватает, чтобы просканировать ее и… разозлиться.
На вид девчонке лет восемнадцать. Каштановые волосы аккуратно собраны в высокую прическу, трикотажное платье приятного сиреневого цвета облегает точеную фигуру, подчеркивая каждый изгиб, личико куклы Барби идеально даже без макияжа. Она красивая, молодая, эффектная.
Неужели няня? Для Машеньки? Или для Димы, по совместительству? Понятно, по каким критериям он ее подбирал.