Подкидыш
Шрифт:
–Я не предательница! – дрожащим от страха голосом воскликнула сестра Урсула. – Предатели – они, вот эти мужчины! Они – ваши враги, они заодно с теми ведьмами, которые ухитрились сбежать из каменного подвала!
Монахини, точно по команде, в каком-то жутковатом единстве покачали обритыми головами и теснее сомкнулись вокруг повозки; их жадные руки тянулись к сестре Урсуле – мимо мужчин, словно тех там и вовсе не было, – в надежде схватить ее и стащить вниз. Она испуганно переводила взгляд с одной монахини на другую, затем в отчаянии посмотрела в сторону запертых ворот, возле которых стояла, сложив руки на груди, могучая привратница. «Предательница!» – снова закричали монахини и схватили сестру
Однако ей удалось вырваться. Она соскочила с повозки и встала рядом с Лукой, ухватившись за его плечо.
–Арестуй меня! – сказала она с неожиданной настойчивостью. – Арестуй и прямо сейчас вези меня в Рим! Я во всем признаюсь. Я твоя пленница. Только защити меня!
–Я арестовал эту женщину, и отныне она – моя пленница и находится под моим покровительством и ответственностью! – громко и внятно объявил монахиням Лука. – Она непременно предстанет перед судом и получит справедливое наказание, обещаю вам это.
Однако слова его никакого действия не возымели.
–Предательство! – продолжали шипеть монахини, и кольцо их неумолимо сжималось; казалось, ничто уже их остановить не сможет.
–Спаси меня! – пронзительно вскрикнула сестра Урсула, чуть не оглушив Луку этим криком.
Он загородил ее собой, раскинув в стороны руки, но монахини продолжали наступать.
–Фрейзе! – крикнул Лука. – Постарайся как-нибудь увести ее отсюда!
Но Фрейзе не мог сделать ни шагу – он был буквально пришпилен к стенке повозки мощной стеной женщин.
–Джорджо! – взывала сестра Урсула, умоляюще глядя на дона Лукретили. – Джорджо! Спаси меня!
Но тот, судорожно дернув головой, тоже отступил под напором этой шипящей толпы.
–Я ведь все это сделала для тебя! – снова крикнула сестра Урсула. – Ради тебя я на все была готова!
Дон Лукретили повернулся к Луке и с каменным лицом заявил:
–Я не понимаю, о чем она говорит! Понятия не имею, что она имеет в виду.
Бледные равнодушные лица монахинь придвинулись еще ближе. Лука попытался осторожно оттеснить их первые ряды, но это было все равно что сопротивляться снежной лавине. Монахини тянули жадные руки к сестре Урсуле, хватая ее за одежду.
–Нет! – крикнул Лука. – Я запрещаю вам ее касаться! Она находится под арестом. Дайте же совершиться справедливому суду!
Внезапно дон Лукретили сорвался с места и, разбрасывая монахинь во все стороны, ринулся к конюшне, а уже через минуту появился оттуда верхом на огромном боевом коне, накрытом чепраком из красной кожи; его тесным кольцом окружала вооруженная стража.
–Открывай ворота! – приказал он привратнице. – Или я тебя затопчу!
Она без лишних слов настежь распахнула ворота – монахини даже не обернулись в ту сторону, – и кавалькада быстро умчалась вверх по дороге, ведущей в замок.
Лука прямо-таки физически чувствовал плотное облако ненависти, повисшее над толпой женщин в одинаковых серых одеяниях.
–Я приказываю… – снова начал он, но не договорил, ибо монахини надвигались на него нерушимой стеной. Казалось, ему уже нечем дышать, он видел перед собой только серые монашеские одежды и не чувствовал в этих женщинах ни капли жалости; похоже, они готовы были попросту задушить или раздавить их всех – для этого хватило бы и простого их количества. Лука попытался, с силой оттолкнувшись от края повозки, выбраться из этого адского круга, но поскользнулся и упал. Он брыкался, катаясь по земле в приступе смертельного ужаса, понимая, что они могут запросто его затоптать и даже не заметят этого. Неужели он окончит свою жизнь
Сестра Урсула сама приказала сложить две высокие поленницы из самых сухих дров возле двух крепко вкопанных в землю столбов. Монахини подтащили ее к ближайшему столбу, хотя она отчаянно брыкалась, пытаясь вырваться, и пронзительными криками звала на помощь, и привязали к столбу, крепко обернув веревками ее извивающееся тело.
–Спаси меня! – кричала она, не сводя глаз с Луки. – Ради Бога, ради всего святого, спаси меня!
Кто-то из монахинь набросил ему на лицо апостольник, и теперь он уже ничего видеть не мог; он задыхался под этим монашеским платом, но по-прежнему не имел возможности ни подняться с земли, ни даже пошевелиться; однако он продолжал кричать монахиням, чтобы они остановили этот самосуд. Он просил их не делать этого, даже когда они отобрали у привратницы факел, и та молча отдала его им, и поднесли этот факел к куче дров, щедро политых смолой. Он все еще пытался остановить незаконную казнь, когда сестра Урсула уже скрылась в клубах взметнувшегося к небу темного дыма, но тут до его ушей донесся пронзительный предсмертный вопль несчастной, ибо ее дорогие шелковые юбки и монашеское одеяние из чудесной тонкой шерсти сразу же вспыхнули ярким желтым пламенем.
Трое молодых людей в молчании ехали прочь из монастыря, глубоко потрясенные этим чудовищным актом насилия. Они понимали теперь, что и сами едва спаслись от казни без суда и следствия. Время от времени Луку начинала бить сильная дрожь, и он в который раз принимался яростно стряхивать с рукавов пепел казненной монахини, а Фрейзе проводил по растерянному лицу широкой ладонью и бормотал: «Всемилостивый Боже и пресвятые отцы…»
Ведь день они ехали по верхней дороге, протянувшейся над раскинувшимися внизу лесами, и осеннее солнце, выныривая из-за холмов, то и дело слепило им глаза. Земля под ногами была твердой как камень, и путники изрядно устали, когда наконец увидели впереди, над воротами, изогнутый побег падуба; это должно было означать, что здесь располагается гостиница, и друзья молча повернули туда.
–А что, этими землями тоже дон Лукретили владеет? – осведомился Фрейзе у конюха, прежде чем они успели спешиться.
–Нет, здесь уже не его земли. Вы покинули пределы его владений. Наша гостиница принадлежит синьору Пикканте.
–Тогда мы тут и останемся, – решил Лука. Чувствуя, как хрипло звучит его голос, он откашлялся и сплюнул, пытаясь избавиться от горького запаха того проклятого дыма. – Хвала всем святым, что нам самим удалось ноги унести! Я все никак не могу поверить, что мы из этого монастыря живыми выбрались.
Брат Пьетро только головой в ответ покачал, тоже не находя нужных слов.
Фрейзе отвел лошадей на конюшню, а Лука и Пьетро прошли в харчевню и попросили подать им местного красного вина – больше всего им хотелось избавиться от противного вкуса во рту и от преследовавшего их запаха горелой человеческой плоти. Затем они заказали еду, молча дождались, пока ее принесут, и старательно помолились перед трапезой.
–Мне необходимо исповедаться, – сказал Лука, когда они поели. – Пресвятая Богородица заступится за меня, но я чувствую себя погрязшим во грехе.