Подкидыш
Шрифт:
–Погодите минутку, – задумчиво сказал Лука. И, подойдя к дверям, что-то тихо сказал Фрейзе, а затем вернулся на прежнее место. – Прошу прощения, но я не сомневался, что мой слуга будет ждать моих указаний хоть целый день и никуда отсюда не уйдет. Я велел ему упаковать наши пожитки, чтобы мы уже сегодня смогли уехать отсюда. Брат Пьетро, твой отчет, должно быть, готов? Можно его отправить? – Лука посмотрел на Пьетро, но краем глаза снова успел заметить, как переглянулись дон Лукретили и сестра Урсула. – Ах да, конечно, вот еще что! – воскликнул он, точно что-то вдруг
–Да, это весьма меня беспокоит, – сказала сестра Урсула, снова опуская глаза долу. – Ты же понимаешь, брат, что в этом монастыре вся моя жизнь. И моя дальнейшая судьба в твоих руках. Как и судьба всех моих сестер.
Лука немного помолчал для солидности и веско заявил:
–Разумеется, я не вижу лучшей кандидатуры на пост настоятельницы этого монастыря, чем сестра Урсула. Если монастырь не будет передан под начало братьев-доминиканцев и останется чисто женским и независимым, согласна ли ты, сестра моя, в таком случае принять на себя руководство этой святой обителью?
Она поклонилась и сказала:
–Я совершенно уверена, что наши братья-доминиканцы могли бы отлично управлять и всем аббатством, но если бы меня призвали послужить…
–Нет, если бы меня спросили, стоит ли по-прежнему оставлять его под управлением женщин? – Всего лишь на мгновение Лука вспомнил, как ярко и гордо сияли глаза прежней аббатисы, когда она говорила ему о том, что отец никогда не внушал ей той мысли, что женщинами непременно должны управлять мужчины. И, вспомнив об этом, он с трудом сдержал улыбку.
–Меня может назначить аббатисой только сам дон Лукретили, – с некоторым нажимом заметила сестра Урсула, возвращая Луку к реальной действительности.
–А вы что на сей счет думаете, многоуважаемый синьор? – Лука тут же повернулся к Джорджо Лукретили.
–Этот вопрос следует решать только после того, как монастырь подвергнут тщательнейшей очистке и, возможно, процедуре изгнания дьявола. Но если сестра Урсула готова принять на себя обязанности аббатисы и если ты сам рекомендуешь ее на этот высокий пост, вряд ли можно найти человека, более подходящего для руководства душами этих несчастных молодых женщин.
–Согласен, – сказал Лука и, немного помолчав, спросил, словно эта мысль только что пришла ему в голову: – Но разве, приняв такое решение, вы тем самым не изменили бы волю вашего покойного отца? Разве это аббатство не было оставлено в наследство вашей сестре? Причем не только аббатство, но и прилегающие к нему земли вместе с лесами и ручьями? Разве, согласно его завещанию, все это не принадлежит вашей сестре? И разве не должна была она до конца дней своих оставаться настоятельницей этого монастыря?
–Как убийца и ведьма, она в глазах закона уже мертва, – ответил дон Лукретили. – Она лишилась положенного наследства из-за совершенных ею грехов, и отныне все будет так, словно она никогда и не рождалась на свет. Она станет изгоем, и никто в христианском мире не пустит ее под свой кров, не предоставит ей убежища, поскольку она будет объявлена преступницей. Ей негде будет преклонить свою лживую голову, и с точки зрения закона она будет мертва и превратится для людей в призрак. А новой аббатисой вполне сможет стать уважаемая сестра Урсула, которая исполняла в монастыре обязанности алмонера и, по сути дела, вела здесь все хозяйство. Она же будет распоряжаться и прилегающими к аббатству землями, и всем прочим. – Он невольно прикрыл глаза рукой. – Простите, но мне невыносимо трудно говорить об этом. Я не могу не оплакивать мою погибшую сестру!
–Что ж, вот все и решилось, – сказал Лука.
–Я набросаю отчет о виновности бывшей аббатисы и составлю предписание для ее ареста, – сказал брат Пьетро, раскладывая свои бумаги. – А вы, дон Лукретили, сможете сразу же все подписать.
–Вы скоро уедете, и мы с тобой никогда больше не встретимся, – тихо сказала Луке сестра Урсула, и в голосе ее отчетливо прозвучало сожаление.
–Я должен буду уехать, – ответил он так, чтобы слышала лишь она одна, – ибо у меня есть определенные обязанности и я тоже приносил определенные обеты.
–А я должна буду навсегда остаться здесь, – сказала она, – и по мере сил служить моим сестрам. Увы, пути наши вряд ли когда-либо снова пересекутся… Но я никогда тебя не забуду. Никогда-никогда не забуду!
Лука стоял так близко от нее, что почти касался губами ее апостольника, от которого исходил слабый, но отчетливый аромат духов.
–А как ты поступишь с тем золотом? – спросил он, и она, качая головой, пообещала:
–Я его там, в ручье, и оставлю. Слишком дорого оно нам обошлось. Мне и моим сестрам придется заново приносить обет бедности. Я даже дону Лукретили не стану об этом золоте рассказывать. Пусть это останется нашей тайной – твоей и моей. Хорошо? Возможно, это последнее, что нам с тобой удастся разделить.
Лука низко наклонил голову, чтобы сестра Урсула не заметила горькой усмешки, невольно исказившей его уста.
–Значит, мое расследование закончится тем, что ты, сестра моя, станешь новой аббатисой, золото отныне будет покоиться на дне ручья, а синьору Изольду уже сейчас можно считать покойницей?
Видимо, что-то в тоне Луки встревожило его чуткую собеседницу, и она тут же воскликнула:
–Но это же только справедливо! Именно так и должно было случиться.
–Действительно. Пожалуй, и я уже начинаю понимать, что именно так и должно было случиться. Именно так кое-кто и рассчитывал, – сухо ответил Лука.
–Вот предписание на арест и признание виновной синьоры Изольды, ранее считавшейся настоятельницей этого монастыря, – сказал брат Пьетро, подталкивая к Луке листок, на котором еще не высохли чернила. – А это письмо, одобряющее назначение сестры Урсулы на пост аббатисы.
–Как это ты так быстро и ловко успел все сделать! – притворно восхитился Лука.
Клирик изумленно глянул на приятеля, почувствовав холодность его тона.
–Я думал, что все уже решено? – неуверенно пробормотал он.