Подкидыш
Шрифт:
Итак, решающий момент. Неизвестно с чего Сергей вдруг вспомнил владыку Феофана, наскоро перекрестился, буркнул "господи, благослови" и дернул за шнур спускового устройства. Его "стрела" пришла в движение, но не так быстро, как у нормального арбалета. Продвигаясь по ложу, она одну за одной дергала веревки, идущие к рубильникам конденсаторов, из-за чего те последовательно разряжались через обмотки силового контура.
На пробных запусках этого механизма Сергей не мог разглядеть в деталях, как он работает, и потом восстанавливал картину по включенному в режим скоростной кинокамеры планшету, ведь все восемнадцать подключений укладывались в полсекунды. Но сейчас молодой император мог поклясться, что видит каждое из них! Девятое… десятое… одиннадцатое…
То ли Сергею показалось, то ли действительно двенадцатый контакт сработал чуть позже, чем положено. Но процесс продолжался, вот дернулся последний контакт, и тут…
Вообще-то Новицкого предупреждали, что штатное срабатывание маяка может вызвать негромкий, но резкий хлопок, и этого не надо пугаться. Ох и ни хрена же себе — негромкий! Император ошарашено мотал головой и пытался понять — он что, совсем оглох или еще не совсем? И что тут так сверкнуло — опять, что ли, конденсатор взорвался? Но тут молодой человек вспомнил про генератор, который последние секунды работал с каким-то скрежетом, и заорал машинисту:
— Глуши паровик!
Свой голос он услышал, а за ним, хоть и как-то слабо, донесся свист стравливаемого пара, так что, кажется, последствия удара по барабанным перепонкам оказались не столь фатальными. Да, но что с маяком — неужели запуск не прошел из-за несвоевременно подключившегося конденсатора, и придется снова все повторять? Хотя конденсаторы вроде все целы.
Сергей глянул на первый планшет, подключенный к контроллеру. Весь экран занимала яркая оранжевая надпись: "Поздравляем с успешным запуском маяка! Мы не зря на тебя надеялись, Сергей. Теперь ты можешь жить с сознанием, что выполнил свой долг".
Новицкий смотрел на буквы в полном недоумении. Это он что же, как-то ухитрился произвести штатный пуск? Да нет, просто дура-программа получила перевранные сигналы и считает, что все нормально, облегченно сообразил он. Уф, так ведь и до инфаркта недалеко! Но что так грохнуло и до какой отметки дошло фиолетовее свечение, если оно вообще было?
В качестве кинокамеры сейчас работал второй планшет, и Новицкий, отмотав запись назад, быстро нашел нужные кадры. И замер, пораженный. Говорите, свечение? Из контура поднимался ярчайший фиолетовый столб. И уходил за край экрана, а казавшийся совсем маленьким прутик со своими делениями еле виднелся внизу. Император прикинул масштаб — только до обреза экрана метра три с половиной. Значит, получилось, и еще как!
Сергей чувствовал, что помимо воли его лицо расплывается в идиотской улыбке. Какие там динозавры, австралопитеки, а уж тем более питекантропы! Чему такие мерзавцы, как вы, их научат? Нормальным людям потом за предков стыдно будет. А сотни миллионов, если не миллиарды лет, не хотите? На образование Земли посмотрите, небось очень интересное зрелище. Правда, вряд ли удастся найти добровольцев для экспедиции туда, вот ведь незадача. Но может, я вам сдвинул привязку всего на полмиллиарда или даже чуть меньше лет назад, тогда все получается просто замечательно. Силурийский период — это же прекрасно! Папоротники там всякие, опять же трилобиты бегают. Они хоть и похожи на мокриц, но в панцире и размером с собаку. Климат везде великолепный, как сейчас на Канарах. Живи — не хочу!
А ведь вполне возможно, что кое-кому и придется там пожить, сообразил Сергей. Потому как Саломатин, ясное дело, сразу поймет, какую свинью им подложил курсант номер семь. Но техники — вряд ли, а уж начальство и тем более. Можно будет сказать ему, что маяк зафиксирован, требуется небольшая подстройка чего-нибудь, а самому потихоньку собрать вещички и свалить. Потому как в столь далеко отстоящие времена даже импульс на десятую часть мощности сможет перекинуть несколько тонн, а у старика Якова появится шанс при переносе сохранить мозги в относительной целости. Ибо он не дурак и должен понимать, что за такой провал с него живьем спустят шкуру, и прятаться бессмысленно, все равно поймают. А вот если сбежать туда, куда ему открыл
Эпилог
Острова, островки, протоки… Только на горизонте виднелся более или менее приличный кусок суши, покрытый невысокими холмами. В общем, пейзаж наводил уныние. Растительный мир тоже не поражал разнообразием — он не содержал ничего, кроме хвощей и папоротников, да и то росли они довольно редко. Правда, некоторые достигали высоты нескольких метров. Животных же в поле зрения не было вовсе.
Островок походил на десятки, а то и сотни своих собратьев. Метров тридцать в длину, двадцать в ширину, с одного края заросль мелких хвощей, с другого — два здоровенных раскидистых папоротника. Однако имелось и весьма существенное отличие — посередине острова валялся грубо сколоченный фанерный ящик размерами примерно полтора на полтора на два метра. А перед ним на четвереньках стоял человек. Он тупо мотал головой и пытался сообразить — кто он такой? Куда его занесло? Почему так болит башка, трудно дышать и что, черт побери, вообще происходит?
Да что же у меня с головой, пробормотал человек, пытаясь подняться. Имя свое чуть не забыл! Ну да, меня зовут Яков Саломатин. Вчера мы с ребятами здорово поддали по случаю защиты дипломов, все-таки почти с отличием закончить физфак МГУ — не шутка. Это, значит, похмелье такое? Но… стоп. Он же помнит, что после МГУ попал по распределению в Институт космических исследований и даже, кажется, защитил там кандидатскую диссертацию, как раз перед обстрелом Белого дома. Или только собирался защитить?
Воспоминания были какими-то странными — как будто он вспоминал не жизнь, а сон. И заканчивались они той самой диссертацией, которую то ли удалось защитить, то ли нет. Саломатин попытался вспомнить еще хоть что-то, и перед его мысленным взором встала поразительная по своей ясности картина. Он сидит за столом, напротив — какой-то совсем молодой парень. Совершенно незнакомый. Смотрит на него, Якова, преданным взглядом и горячо говорит:
— Да, Яков Николаевич. Конечно. Я приложу все силы, чтобы как можно быстрее выполнить задание. Можете на меня положиться. Я никогда не забуду, сколько вы для меня сделали.
И все. Сколько Саломатин ни рылся в своей памяти, ничего позднее защиты диплома там больше не обнаружилось. Так, а это еще что?
На светлом песке лежал большой конверт с крупной надписью: "Якову Николаевичу Саломатину". А под ней чуть мельче — "от него же".
Дрожащими руками Яков вскрыл конверт и впился глазами в буквы. Письмо начиналось со слов:
— Итак, если после переноса ты еще помнишь свое имя и не разучился читать, то дела наши с тобой не так плохи, как могли быть. Но и не столь хороши, как хотелось бы. Короче говоря, произошло вот что…