Подкидыш
Шрифт:
Колька стоял среди двора зоны. Ветер трепал листок бумаги в руке.
«Надо помочь сыну!» — решился Николай. " И хотел отпроситься у бригадира на десяток минут.
— Иди к Макарычу! — сказал тот коротко.
Бугор, глянув на Кольку, понятливо ухмыльнулся и спросил:
— Подсос запросили? Кислороду не стало хватать? Сеструха? Иль курвища?
— Жена! Для сына просит…
— Дай письмо! — взял из рук резко. Стал читать, хмыкая на каждой строчке: — И ты поверил ей? Да тут брехни полные кальсоны! Темнуху лепит баба! Не деньги ей понадобились. А ты! Тебя воротить вздумала! Дурак будешь, коли клюнешь на это говно! Ведь ей неохота в блядях жить! Ладно, если чужие в рыло смеются! А это так и есть у ней! Кто ж иначе облает? Самое хреновое — впереди, когда и дети
Николай долго колебался. Ворочался ночами на шконке. Ему виделось, как босоногий Пашка бежит по снегу в школу.
«Нет! Не могу больше мучиться», — пошел мужик в администрацию, попросил перевести с его счета на адрес Арпик сто рублей. Но само ее письмо оставил без ответа.
«Нет пути назад. Я не вернусь к ней никогда. Но сыну обязан помочь», — убеждал себя в собственной правоте.
А через месяц снова получил письмо. В нем была фотография сына. В школьной форме, с ранцем за плечами, большеглазый и серьезный, он был похож на маленького старика, заблудившегося в детстве.
«Коля! Позволь снова назвать тебя так! Спасибо тебе, что помог Павлику и сумел перешагнуть через свою обиду на меня. Ведь сын не виноват! И ты это понял! Я всегда знала, что ты самый умный и добрый человек на земле, за что всегда и любила тебя! Да, именно любила! Ведь ошибаются все люди. И я наказана самой жизнью за собственную глупость. Я раскаялась всем сердцем. Я плачу целыми днями. Я так хочу, чтобы мы снова были вместе и жили счастливо, как прежде. Ты не написал ответ на мое письмо. Но, знаю, я еще живу в твоем сердце, раз ты понял и помог. Я и сын… Не выгоняй нас из души и памяти. Мы любим и ждем тебя. Арпик»
Николай хотел выбросить, порвать письмо. Но не смог. Арпик опять сумела задеть за живое. И замерзшее сердце снова затрепетало.
— Козел! Нашел кому верить? Сопли распустил! Любит она, сучка облезлая! Просто пока рядом нет желающего. А появится шелудивый кобель, и тебя враз по боку. У таких, этих любовей, сколько волосьев на барбоске. Не счесть! Убедился, что не деньги, а ты ей нужен, чтоб грязь прикрыть перед всем светом! Вот и затарахтела про любовь, стерва! — злился Макарыч, пытаясь переубедить Кольку, отговорить от примирения с Арпик.
— Послушайте, мужики! Чего мы спорим? Ведь можно устроить ей проверку. Как мне когда-то. Пусть сам убедится, чего стоит бабья любовь? — предложил лысый Никанор, свесившись с верхней шконки.
— Во! Это то самое!
— Давай, Жорка! Валяй к столу. Строчи письмо прокунде! Пусть попробует продохнуть! — скомандовал Макарыч. И мужики вмиг облепили стол, как тараканы кусок хлеба.
— Не дадим бабью окрутить себя вокруг пальца!
— Ну, Жорик! Врежь ей по самой что ни на есть! Набреши, чтоб в спираль скрутилась! Постой, как за себя! — подбадривали мужики. И щуплый, верткий мужичонка важно уселся за столом, начал писать письмо к Арпик от имени всех зэков барака.
«Здравствуйте!» — написал Жорка первое слово и чуть не оглох от подсказанных эпитетов в адрес Арпик.
— Заглохните! Я не начальнику зоны строчу. Не главному лягавому. И тут мне ваших подсказок не понадобилось бы! Я — женщине пишу. Как решено, для проверки. А значит, без хамства. Понятно? — разозлился Жорик и снова взялся за ручку.
«Мы, друзья вашего мужа, не сразу решились взяться за это письмо. Но обстоятельства сложились так, что молчать далее не имеем права. Ваш муж попал в нашу зону два года назад. Уже тогда мы заметили некоторые отклоненья от нормы в состоянии его здоровья. Он часто кашлял," не спал ночами. У него была постоянно повышенная температура. А вот уже с полгода он откашливается с кровью и врач определил у него туберкулез. Конечно, он и теперь находится в больничке, поскольку стал опасен для окружающих. Мы — взрослые люди, заключенные, а и то общение с ним у нас запрещено. Говорит врач, что Николай долго не
— Она сама врач! Ее чахоткой не запугать! «Колесами» станет напихивать!
— Э-э! Нет, мужики! Если она после этого письма напишет ответ и скажет, что согласна взять Николая, такую надо простить!
— Конечно! Куда ей деться? С двумя хоть какое-то прикрытье надо!
— Пусть письмо идет! Как есть. И, ежели эта курва напишет, что рада и такому Кольке, я первым пожму его клешню! — гаркнул Макарыч, положив конец спорам.
Письмо уже утром было передано водителю машины, и он повез его прямиком в Красноярск. Зэки барака, затаив дыхание, ждали, что будет…
Николай с тоской оглядывался на административный корпус. Все ждал, когда рупор позовет его за письмом. Вот и месяц прошел, второй…
Калягин понял: он снова перестал быть нужным. Письмо сломало. Чего же ждать от жизни? И Николай снова охладел к воле…
«Кому я нужен там? Куда подамся? Нет родни у меня, нет семьи. Все ищут выгоду друг в друге. Без нее никто мне двери не откроет», — сник человек. И вдруг услышал:
— Калягин, зайдите за почтой…
«Долго думала. Теперь уже опоздала. Остыло все», — взял в руки письмо.
«Коля! Не обижайся, что долго не писала. Болели дети. Оба простыли. Лежала с ними в больнице. Павлик поправился сравнительно быстро. А у Наташки — двухстороннее воспаление легких. Она и теперь на уколах. Все как назло. Моя мать не может сидеть с детьми. Резко ухудшилось здоровье. Радикулит сломал. Живет в деревне. Я одна мучаюсь. Все надеюсь на лучшее. Будет ли оно? Напиши, как ты себя чувствуешь? Я интересовалась у врача твоей зоны состоянием твоего здоровья. Мне сообщили официально, что ты работаешь и ни на что не жалуешься. Но я получила довольно странное письмо. Уж и не знаю, кем и с какой целью написано? В нем о тебе — сплошная ложь. Неужели это ты решил меня проверить? К чему? Я люблю тебя! И даже если бы каждое слово в том письме было правдой, не откажусь от тебя и не оставлю. Лишь бы скорее вернулся домой. Напиши хоть пару строк. Не мучай меня и сына. Ведь мы ждем тебя…»
У Николая снова гора с плеч свалилась.
— Дурак!! Болван! Если бы любого тебя приняла, зачем врачу писала? Значит, проверила, стоит ли делать ставку на тебя? — говорили мужики.
Но Калягин их уже не слушал:
«Арпик! Осталось полгода. Всего полгода до моего освобождения. Я так жду этого дня, когда смогу выйти из-под запретки. Я вернусь. Конечно, к тебе и сыну! Мы снова будем вместе! Судьбе было угодно проверить нас. Но мы должны устоять. Я приобрел хорошие специальности. И на воле не останусь без дела! Ты не будешь знать нужду. И мой сын станет жить достойно. Подождите немного. Скоро, уже скоро все наладится…»