Подкидыш
Шрифт:
— Мам! Не могут же они одни жить! Саша —
их
сын! Не могу я запрещать их переезд! Это дико!
— Ну, гляди сама! — помрачнела мать. И стала замкнутой, неразговорчивой. Ночи напролет вздыхала на печке, сетуя втихомолку на непоседливость родителей зятя.
Она слышала, как Александр, вернувшись из Дубровинки, сказал Стешке, что старики уже отправили багаж и со дня на день приедут…
— Милый мой Сержик! Кто знает, как оно все склеится? Может, и впрямь мать права окажется. Уйдет от нас Саша… Ну кто мы ему? Так хоть ты нас не забывай. Не погнушайся! Так страшно мне отправлять тебя одного.
— Не плачь, мам! Не переживай! Все будет хорошо. И я снова приеду. Я не смогу без вас. Ты мне веришь?
— Конечно! Тебе, как себе! — сунула в руку деньги. Пусть будут свои…
В дорогу заранее напекли пирогов, пирожков и ватрушек. Сметаны и творога, сыра и масла — впрок положили в сумки. Даже сало и яйца не забыли. Все пригодится. Ведь свое, домашнее…
Сережка, уходя, обнял обеих принцесс. Любку попросил следить за теплицей. И не хлопать сильно дверью холодильника. Ленке не велел грызть лед из морозильной камеры и не забывать подметать полы на кухне.
— Ты скоро приедешь? — спросили обе.
— К Новому году обязательно буду! — пообещал твердо. И, подойдя к Варваре, попросил тихо: — А к моему приезду испечешь пирогов с малиной?
— Непременно! Спеку! — поцеловала Серегу.
— А ты жди меня! Я очень буду стараться. Для тебя и для себя! Как просила. И береги себя! — чмокнул в щеку Стешку. Та еле сдерживалась, чтоб не разреветься.
— Вот и опять мы одни остались, — сказала Стешка, когда дочки и мать вернулись в дом.
— Теперь уж навсегда так! — подала голос от печки Варвара.
— А папка сказал, что бабушка из Евпатории тоже будет всех нас любить! Она такая же, как ты, только, наверно, не умеет вздыхать, как наши коровы в сарае! А вот ты можешь! — глянула Ленка на Варвару и добавила: — А та бабушка пироги умеет печь? Или только есть их будет?
— Тебе бы только пироги! — одернула Любка Ленку и приказала: — Шагом марш сарай чистить от говна. А то Сережка приедет, ухи обоим надерет.
В доме Варвары, казалось, ничего не изменилось. Все также размеренно шла своя жизнь в семье. Каждое утро убегала в школу Любка. А Ленка завистливо провожала ее из окна, вдавившись носом в стекло. Когда-то и она пойдет в школу… А пока, проводив грустным взглядом сестру, берется за веник. В доме каждый занят делом…
Два дня прошли в ожидании. И лишь на третий, уже в сумерках, вернулся Александр.
— Ну как там у вас? — нетерпеливо спросила Стешка.
— У них все нормально. Старики мои опоздали. Самолет задержался с вылетом на двенадцать часов. Но все позади. Уже прилетели. Я их в порту встретил. Вместе с Сережкой. Конечно, удивились! Особо мать. Я ей отказное заявление показал. Она глазам не верила. И все удивлялась, как прожил с нею восемь лет?.. Отец никак не комментировал. Только-то и сказал: «Одна радость все же осталась от нее! Это Сергей! От родной к чужому ушел! Это уже от Бога! Такое случайным не бывает…» Ну и о тебе спрашивали. Как живем? По-моему, на все их вопросы поставил точку Сергей. Сказал на второй день, что соскучился по тебе — своей матери, им и возразить нечего. Ребенок в этих вопросах не ошибается. Мать, правда, интересовалась
— Чего ж не привез?
— Пусть отдохнут, придут в себя с дороги.
— Здесь им легче было бы! Воздух посвежее. И тишина! Это лучше всего лечит!
— Знаешь, Стеша, пусть они сами сюда запросятся. Я им не стал предлагать, навязывать. Пусть отойдут от перелета, немного стерпятся с климатом. Чтоб восприятие было верным, не на усталость и издерганные нервы. Надо, чтобы они захотели увидеть тебя! И понять!
— Тебе виднее! — улыбалась Стешка.
— Возьми деньги! В этот раз картины разошлись хорошо. Всего три остались. Да и те из прошлых работ. Я становлюсь популярным. Так говорят реализаторы. Мои картины уже спрашивают. Особо интересуются новыми работами. Я уже еле успеваю! — похвалился Александр. Он смолчал. Но Стешка поняла недосказанное… Мать Александра, конечно, не одобрила выбор сына. Мало того, что выбрал в жены женщину из деревни, так еще и с двумя детьми… Да и живут в захолустье…
— Эх, сынок! Неужели не мог найти по себе? Городскую! Творческую личность из своей среды! Иль перевелись? Почему крайность? Что общего между вами? Ведь вы на разных языках говорите. Ты об искусстве, а она о хлеве и навозе! — сморщилась брезгливо.
— Мам! Я уж не тот безусый юнец, какой нуждается в поводыре. Я уже обжегся на интеллигентке. И выбросил из жизни восемь лет. Не хочу ошибиться во второй раз. Жизнь тоже имеет свой предел. Со Стешей мне хорошо и спокойно. Я ей нужен!
— Еще бы! — усмехнулась Валентина Ивановна и добавила: — Кто теперь согласится взять в жены женщину с двумя детьми? Да еще при твоем положении!
— Мам! О чем говоришь? Какое положение, ты посмотри вокруг! Сколько художников умирают от голода! А ведь толковые, талантливые люди! И я чуть не оказался в их числе! Давно ли стали меня признавать? Лишь после серии работ «Бабье лето». Она оказалась счастливой. До нее еле концы с концами сводил! Стыдно вспомнить!
— Но ты нашел-себя? Зачем же снова теряешь? Ведь жизнь с деревенской женщиной пагубна для тебя! Она не только не соответствует твоему уровню, она снижает твой творческий полет. Ну, кто она?
— Стеша — прекрасный человек!
— Не спорю! Она может быть и красивой, и доброй, но не твоего круга! К сожалению, все равно придешь к этому выводу. И снова пожалеешь о потерянном времени.
— Ошибаешься, мам! Стешка — мои крылья!
— Жаль, что они взяты напрокат у курицы!
— Ты ошибаешься! — смеялся Александр.
— О чем вы спорите? — вошел отец.
— Полюбуйся на своего сына! Он хочет убедить меня, что нынешняя деревня способна вдохновлять художника!
— А знаешь, ему виднее! Ведь он рисует! Ему и судить. И вообще, Валентина, наш сын давно не мальчик. Не лезь в его душу с поварешкой. Он сам способен разобраться во всем. Если ошибется, винить кроме себя будет некого! Мы с тобой — старики. И между нами и сыном лежит пропасть. Временная. Целых двадцать пять лет! Они теперь живут иначе! Мы безнадежно отстали от них. Пусть живет, как считает нужным.
— Ты отец ему? — подбоченилась Валентина Ивановна.
— Ты на этот вопрос отвечать должна. Тебе виднее! Коли я отец, пусть сын живет своим умом. И ты в его жизнь не лезь! — топнул ногой.