Подкидыши чужих галактик
Шрифт:
– Ах, Адриан Станиславович, что это за манера выражаться - "всех-то дел"? И где вы этого нахватались?
– У вас научился, - любезно ответил консул.
Ласкьяни не сказала, а простонала:
– Нет, вы все ненормальные!
И выбежала из комнаты.
Рассвет, затянутый плотными серыми облаками, мало отличался от ночи. Но в тот час, когда должен был появиться первый луч Оссианы, в Столице началось движение. Ольшес долго смотрел в окно, наблюдая за тенями, мелькавшими
– Простите, пожалуйста, господин второй помощник консула, но на улицу уже нельзя выходить.
– Почему?
– Разве вы не знаете? В первый день Великого Праздника никто не выходит за дверь своего дома. Завтра - другое дело. Но сейчас... Кочевники уже вошли в Столицу. Извините, но вам лучше уйти наверх.
– Подожди, подожди... Нам ничего не говорили об этом.
– Господин второй помощник, я всего лишь рядовой страж, я не могу знать, почему вам ничего не сказали. Мое дело - стоять у двери.
– Но если нам нельзя выходить, то почему тебе можно находиться снаружи?
– Я в форме, и я стою у самой двери, не отойду даже на шаг. Так полагается.
– Ясно. Ну, извини, друг.
– Ну что вы, господин Ольшес...
Даниил Петрович отправился наверх и прежде всего разбудил консула. Впрочем, Елисеев все равно проснулся бы через пять минут - он строго выдерживал режим. Выслушав Ольшеса, Елисеев спросил:
– Значит, на площади вы видели кочевников?
– В том-то и дело, что это горожане.
– Вы не могли ошибиться?
Ольшес только пожал плечами в ответ. Елисеев хмыкнул, подумал и сказал:
– Ну, собирайте всех. В столовой.
Через несколько минут сотрудники консульства уже находились в столовой; они стояли у окон, всматриваясь в медленно бледнеющую тьму. Фигуры на площади суетились по-прежнему, занятые какой-то непонятной и таинственной деятельностью, но их становилось все меньше и меньше.
– Почему же все-таки нас заперли?
– сказал наконец Росинский.
– Поживем - увидим, - беспечно откликнулся Корсильяс.
– Не нравится мне это, - пробормотал Ольшес.
– Более чем не нравится...
– Боюсь, что там, снаружи, это никого не интересует, - вздохнул Хедден.
– Что нам нравится, что - нет...
В конце концов сотрудники консульства решили позавтракать - что бы ни происходило на улице, подкрепиться все же было необходимо. Но едва лишь они уселись за стол, как раздался звонок - кто-то пришел со стороны сада. Ольшес помчался вниз, и через минуту вернулся с Ласкьяри. Девушка была невероятно бледна, ее всегда безупречная прическа выглядела сомнительно. Едва войдя, она торопливо заговорила:
– Ваш автомобиль стоит во дворе... это очень хорошо. Вам нужно уходить отсюда. Немедленно!
И в ответ услышала:
– Хотите кофе?
Ласкьяри бросила на Ольшеса тяжелый взгляд - словно булыжником швырнула, и, отвернувшись от второго помощника, обратилась к Елисееву.
– Господин консул, в вашем распоряжении совсем немного времени. К полудню дом будет окружен кочевниками, и тогда...
– И что - тогда?
– мягко спросил Елисеев.
– Вас просто убьют. Достаточно и одного заложника, чтобы начать торговаться с Федерацией... вполне достаточно, и хлопот гораздо меньше. Я, кстати, говорила с нашими врачами. Они уверяют, что никакой человек не в состоянии остановить собственное сердце, так что...
– Ласкьяри, - вмешался Росинский, - скажите, пожалуйста, а как вы к нам добрались? Тут у нас под дверью стоит стражник, так он утверждает, что сегодня никому нельзя выходить на улицу. Хотя на площади...
– Кто посмеет остановить дочь Правителя?
– презрительно встряхнув головой, бросила Ласкьяри.
– Правителя?
– откликнулся Елисеев.
– Вот оно, значит, как...
– Да, именно так.
– Скажите, пожалуйста, - спросил Хедден, - а вот эта мысль... ну, сделать нас предметом торговли с Федерацией... принадлежит вашему отцу?
Ласкьяри рассмеялась - очень зло и очень коротко.
– А вы думаете, Правитель Сапт хотел от вас чего-то другого? Уверяю, он рассчитывал получить же самое. Только отец опередил его, обошел, и теперь Сапта нет, а отец продолжает игру.
– Ох, девочка, - вздохнул консул, - что они с вами делают...
– При чем тут я?
– искренне удивилась Ласкьяри.
– При том, что вы доброе существо, а вас уродуют, внушая вам идеи зла, - сердито сказал Елисеев.
– Э, нет, - спокойно ответила девушка.
– Нет во мне добра. И эта ваша идея - что человек от природы добр, - сплошная глупость, я давно это вам говорила. Вам нужно уходить. И вы никогда не должны возвращаться сюда. В своих делах мы разберемся сами, и ни в чьей помощи не нуждаемся.
Снова раздался звонок. На этот раз встречать посетителя отправился Хедден, а Ольшес, помедлив мгновение, выскользнул из столовой через другую дверь. Ласкьяри проводила его задумчивым взглядом, и Елисеев отметил для себя, что Даниил Петрович и Ласкьяри явно о чем-то сговорились... и испугался.
Внезапно девушка сказала:
– Меня здесь нет.
И поспешно выбежала следом за вторым помощником. В столовой остались только трое землян.
– Кто бы это мог прийти?
– пробормотал Росинский.
В ответ на его слова открылась дверь и появился Гилакс. За ним с растерянным видом вошел Хедден.
– Доброе утро, господа, - холодно поздоровался Гилакс.
– Здравствуйте, - сказал консул.
– Господин Гилакс, вы явились сюда как официальное лицо?
– Да.
– В таком случае позвольте задать вопрос.
– Слушаю вас.
– Скажите, господин Гилакс, почему нас не поставили в известность о предстоящем празднике? И почему нас никто не предупредил, что в первый день праздника нельзя выходить на улицу?