Подкидыши чужих галактик
Шрифт:
– Не надоело вам там стоять, Адриан Станиславович?
– Ну, знаете!
– Елисеев вышел из укрытия.
– Я был уверен, что вы просто не могли меня заметить.
– Мог, еще как, - насмешливо произнес Ольшес.
– Вас было слышно, еще когда вы в сад спускались.
– Н-да...
Елисеев уселся рядом с Ольшесом, и Даниил Петрович, вроде бы даже не шевельнувшись, изменил позу. От расслабленности не осталось и следа... и Елисеев, покосившись на второго помощника, хмыкнул под нос.
– Даниил Петрович, - заговорил консул, - я все думал о том, что мне сообщили. Видите ли, мне кажется...
– Извините, - перебил его Ольшес, - лучше сначала я вам кое-что расскажу. Очень интересное.
– ...И все-таки я не понимаю, - нервно говорил Росинский, постукивая пальцами по подлокотникам кресла.
– Какая может быть связь между этими... дарейтами, так вы их назвали?
– и технологическим уровнем Тофета, а тем более с деньгами и с тем, что Ласкьяри определяет как право на власть. Не понимаю!
– Боюсь, не вы один пребываете в состоянии столь трогательного недоумения, уважаемый Валентин Лукьянович, - язвительно сказал Хедден. Боюсь, что все мы несколько огорошены... или ошарашены... или, в конце концов, просто растеряны и чувствуем себя дураками. Но меня лично утешает то обстоятельство, что Даниил Петрович сумел в такой необычной обстановке объяснить неведомым существам нашу основную позицию. Если, конечно, он верно воспринял вопрос.
– Уверяю вас, ошибиться было невозможно, - сказал Ольшес.
– А мне вот что интересно, - сказал Корсильяс.
– Когда были здесь эти... сволочи в скафандрах?
– К сожалению, под картинкой не было даты.
– Жаль, - очень серьезно произнес Корсильяс.
– Мне тоже, - согласился с ним Ольшес.
– Не это главное, - сказал консул.
– Во всяком случае, в данный момент. Мне кажется, сейчас важно то, что разъяснились наконец некоторые странности отношения к нам. Понятно, почему нас не выпускали в город так долго. Ясно, почему Хеддену не разрешали выезд в степи, встречу с кочевниками, которые, как утверждает Даниил Петрович, на самом деле никакие не кочевники, или, по крайней мере, не дикари. Но неясно, почему все-таки нам позволили ходить по улицам в любое время. Тут что-то не так.
– А вам не кажется, Адриан Станиславович, что как раз этот последний пункт как раз наиболее всего убеждает в совершившемся факте переворота? Если не ошибаюсь, такая мысль уже приходила в голову кому-то из нас, сказал Ольшес.
– Да... Но я не понимаю, почему внешне все выглядит так, словно никакого переворота не было? Правитель остается на своем месте, все идет по-прежнему...
– Они ждут праздника, - тихо сказал Ольшес.
– Вы это знаете точно? Или только предполагаете?
– Я...
В дверь постучали. Вошла Ласкьяри.
– Я вам не помешала?
Земляне оторопело уставились на нее. Как она попала в дом?
– Ну что вы, Ласкьяри, - опомнился Корсильяс.
– Разве вы можете помешать? Мы всегда рады вас видеть.
– Вы очень любезны.
– Хотите кофе?
– С удовольствием. Особенно если его сварит Даниил Петрович.
– О!
– воскликнул польщенный Ольшес.
– Вы оценили мое искусство кофеварения! Сейчас займусь.
Через несколько минут кофе был подан, и все расселись вокруг стола. Хедден хлопотал возле Ласкьяри, придвигая поближе печенье, Корсильяс уговаривал девушку попробовать пирожное, Ольшес и даже Росинский изо всех сил старались проявить внимание к гостье... а Елисеев помалкивал, не вмешиваясь в общую суету. Он всегда испытывал неловкость в присутствии Ласкьяри - девушка смотрела на него такими влюбленными глазами, что Адриан Станиславович просто не знал, куда ему деваться. И еще Елисееву очень и очень не нравилось то, что второй помощник, он же инспектор по особым делам, беззастенчиво пользуется чувствами девушки в своих целях. Ведь если бы Ласкьяри не была влюблена, она вряд ли стала бы откровенничать с Даниилом Петровичем. А так...
А Ольшес, наблюдая за Елисеевым и без особого труда угадывая его мысли, прикидывал, что сказал бы консул, узнай он о том, что Ольшес научил девушку стрелять из бластера...
Сначала, как водится, развлекались светской болтовней на общие темы, но довольно скоро Ласкьяри ни к селу ни к городу произнесла странную фразу:
– Неужели вам недостаточно вашей силы?
Сидящие за столом замолчали, дружно уставясь на девушку. Первым задал встречный вопрос Ольшес.
– Вы о чем, Ласкьяри?
– О дарейтах.
– Любопытно. Но непонятно.
– В самом деле?
– Клянусь, мы действительно ничего не понимаем. Может быть... ну, поскольку вы сами заговорили на эту тему... может быть, вы все-таки расскажете нам, в каких черных замыслах нас подозревают? Намеков мы слышали массу, но никакой конкретной мысли у нас эти намеки не породили.
Ласкьяри обвела землян задумчивым взглядом, остановилась на Елисееве... Подумала, потом спросила:
– Адриан Станиславович, вы можете дать мне честное слово, что вы действительно не понимаете, о чем идет речь?
– Могу. Мы не знаем, почему вы связываете наше прибытие на Ауяну с дарейтами. Мы не знаем, каким образом от общения с дарейтами может увеличиться наша сила. Мы даже не понимаем, почему нас полгода не выпускали в город, а теперь вдруг разрешили прогулки. Даю вам честное слово.
– Вам я верю... Ну что ж. Где наша не пропадала, - усмехнулась дочь первого министра.
– Расскажу, извольте. Но я, со своей стороны, клянусь вам - у нас все уверены, что вы просто скрываете свои истинные намерения. Так вот. Конспективно вся эта история выглядит следующим образом. Достаточно давно, когда на территории нынешнего Тофета не было ничего, кроме степей, по которым кочевали разные племена, нередко вступавшие в схватки между собой, одно из племен по каким-то причинам задержалось на побережье, возле Желтого залива. На этот счет нет точных сведений, потому что все эти племена прекрасно обходились без писаной истории. Но легенд на эту тему множество. Однако главное тут то, что именно тогда и произошла первая встреча людей и дарейтов. Но даже в те давние времена далеко не каждый человек мог общаться с дарейтами, и со временем таких людей - их теперь называют дублатами - становилось меньше. У нас многие считают, что с уходом простоты мы потеряли и какие-то необходимые для взаимопонимания качества. Но вообще-то эта способность передается по наследству, только, к сожалению, не всем потомкам... Тогда же началось и формирование современных границ государства, и вообще история собственно Тофета. Но сразу возникли и осложнения. Во-первых, только часть кочевых племен перешла к оседлому образу жизни, некоторые и по сей день живут в степях, вы это знаете... и сохраняют прежнюю непосредственность в отношениях с дарейтами. Во-вторых все меньше и меньше людей из тех, кто ушел от первобытности, могли общаться с жителями моря. И эта способность постепенно стала идентифицироваться с правом на власть. Эта способность проявляется в разном возрасте - иногда в три-четыре года, а иногда сразу после тридцати. Мой отец, например, стал дублатом, когда ему было уже почти тридцать два года.
– А вы, Ласкьяри, понимаете их?
– спросил Ольшес.
– Нет.
– Но у вас еще есть надежда?
– Вряд ли. Скорее она будет у моих детей или внуков. Но у кого-нибудь эта способность проявится обязательно. Так что, в общем, право на власть в итоге принадлежит семье, пусть не в каждом поколении. Но шансы заметно увеличиваются, если в семью берут женщину из степных племен.
– Но все-таки не совсем ясно, при чем тут уровень развития вашего государства, - сказал Елисеев.
– Дарейты оказывают вам какую-то помощь? Какую? И как именно?