Подконвойный мир
Шрифт:
Года полтора я вообще на работу не выходил. Два раза в месяц являлся на завод за получкой. Раздам долю хлопцам и — на боковую. Правда, толку-то не было. Пил, гулял шалеючи. Девки, гармонь, тот же Гребешков, офицеры — старое мое начальство. Покуралесили. Содрал с себя жирок и молодость. Набил оскому на бабах. Зато женился не спеша, спокойно, без горячки. Землячку курскую привез. Кровь с молоком. Пава. Повыше меня на голову. Умеет мужика пожалеть, побаловать. Баба на ять! Так вот, — продолжал Сикорский, —
— Это, конечно, правильно, — ответил Журин, — все кругом темнят и блат выше ЦЕКА, но мне 151 процент выработки для зачетов нужен.
— Да, у тебя ж червонец, — поморщился Сикорский. — В зачеты веришь. У кого четвертак — тот плюет на зачеты. Знает по опыту, что через год-два-три отнимут зачеты, пропадут труды. Я здесь, считай, с 1940 года, насмотрелся. Но — коли надеешься на зачеты — тогда дело твое. Тогда, что выработаешь более 151 процента — на меня будешь писать. Так? По рукам.
Главный инженер Драгилев пришел в литейный цех в час обычного утреннего обхода.
— Как дела, Журин? Что-то у вас плавки задерживаются. На десять минут в среднем у вас плавка длится дольше, чем в других сменах. В чем тут дело? Вы ведь гораздо грамотнее других. Я думал, что вы покажете им, как надо работать.
— Не разобрался пока, в чем дело, — угрюмо пробормотал Журин. — Работаю на оптимальном и максимальном режимах. Лучше нельзя. При Бредисе мощность была меньше.
— А с коллективом, Журин, сработались?
— Кто его знает. Многоглавая гидра.
— Осваивайтесь. Изучайте все кругом, — сказал на прощанье Драгилев. — Благоволение начальства — это только полдела. Быть может, даже четверть дела. Сам не плошай и кругом оглядывайся. С народом ладь. Нельзя иначе. Народ — сила.
В это же время, в помещении, где готовили шихту для печей, Гребешков спрашивал у шихтовщика:
— Стёпа, даешь зыку Журину прикурить?
— Так точно, Фан Фаныч!
— Ты, Степа, не забыл, что надо мастырить? Подкладывай ему для дуговой печи металлолома на двести-триста килограммов больше, чем написано в наряде, чтобы плавки дольше шли. Выбирай ему самые подлые куски: рваные, ржавые, мокрые с землей и льдом, с краской, цепи с цементного завода, чтобы вспенивался шлак, выкипал металл. Все негабаритное сплавляй ему. Пусть помучается и от начальства разнос получает.
— Есть на… челке шерсть! — козырнул Степа.
— Для индукционной печи давай ему не полтонны на плавку, а на пятьдесят-сто килограммов больше, — продолжал Гребешков, — и насчет качества шихты та же музыка. Понял?
— Рвём… подметки на ходу! —
— Получишь в этом месяце на сотнягу больше.
— Рады стараться, ваш бродь, — дурачился Степа. — Оченно предовольны вашей светлостью. Прищучить человечка завсегда рады, с толстым нашим удовольствием уконтрапупим. Людишки давно кишки вымотали, плешь перегрызли, особенно — лобастые.
— Молодчага! — поощрял Гребешков.
Радостно потирая ладони, он бормотал себе под нос:
— Порядочек! Всё законно, железно. Пристроим человечка.
— Иван, слыхал, — Журин в первооткрыватели лезет, — обратился Гребешков к Далю. — Мало ему марганцовистой стали, которую начинаем делать как только ферромарганец привезут: он еще хочет ванну дуговой печи увеличить.
— Ну, и что же? — заинтересовался Даль.
— Как что же! Мне-то от этого что будет?! — Шиш и ворох беспокойства. Мы и без этого изобретательства план умеренно перевыполняем и премиальные гребём, а возникни шумок насчет этих нововведений — увеличат программу. Начнется ажиотаж, штурмовщина, придется всю работу цеха перестроить, всюду темпы работы ускорить, а на быстром скаку можно шею сломать. Нужно мне это, как лягушке макинтош.
— Дорогуша, не курлыкай! — хлопнул Гребешкова по плечу Даль. Вывернемся.
— А как?
— Поворочай мозгами.
— Что тут ворочать! С этими хитроумными пива не сваришь. На формовке — другое дело. Зарядил туфту такому Стёпе, Данилову — так половину барыша несут. Ты же, Иван, сам соображаешь. Не один пуд соли тут сгрыз. От твоего глаза не ушатнёшься.
— Чудак-рыбак, — посмеивался Даль. — Ты, видать, память на хранение сдал или с муторшами проспал. Помнишь, как мы Демидова с печи выгрызали? — Подсыпь соды в мешок с составом для кислой футеровки печи. Станет футеровка легкоплавкой. Вместо пятидесяти плавок — за двадцать расплавится, а ты и подскажи тогда начальству: вот, мол, до Журина пятьдесят плавок между набивками делали, а теперь — полюбуйтесь.
— Так, Иван! Министерская у тебя башка. Бодай его кочерыжкой!
— Да разве только так можно услужить человеку? — продолжал Даль воодушевленный похвалой. — Скажи своему шихтовщику Стёпе, чтобы подсыпал в шихту щелочной состав, тот, что прибыл для футеровки под марганцовистую сталь. Щелочная эта огнеупорная смесь по виду от песка мало отличается. Журин не заметит и будет у него от этого кислую футеровку печи разъедать, особенно вверху.
— Золотой ты, человек, Даль, — восхищался Гребешков. — Можно еще дружка в камеру высокого напряжения заманить и толкнуть на шины высокого напряжения. Помнишь, как зыки два года тому назад стукача угрохали?