Подкрутка
Шрифт:
– Почему нет? – возразил Майрон. – Это называется «пересмотром договора».
– Криспин уже подписал бумаги.
– И что?
– Только не говори, что собираешься убедить его разорвать сделку.
– Я не говорил «разрыв». Я сказал «пересмотр».
– Пересмотр? – Уин поморщился, будто попробовал уксуса. Он продолжал не спеша идти к фервею. – Тогда почему плохо выступившие игроки никогда не пересматривают договоров? Почему каждый спортсмен после скверного сезона не бросается исправлять свой плохо составленный контракт?
– Аргумент веский, –
– А на этику плевать?
– Что за упреки? Я могу искать лазейки в законах, но всегда играю по правилам.
– Ты выражаешься как адвокат.
– Удар ниже пояса.
Публика в оцепенении наблюдала за разворачивавшейся на поле драмой. Это напоминало просмотр автокатастрофы в замедленном темпе. Вы в ужасе, но продолжаете смотреть на происходящий кошмар. Затаив дыхание, ждете, что будет дальше, и почти хотите самого ужасного конца. Джек Колдрен стремительно шел ко дну. Его сердце крошилось в пыль, как сжатые в кулаке сухие листья. Каждый сознавал, что происходит. И всем хотелось это видеть.
На пятой лунке Майрон и Уин встретились с Норманом Цукерманом и Эсме Фонг. Оба заметно нервничали, особенно Эсме, но Болитар их прекрасно понимал – от финала зависело многое. На восьмой лунке Джек промазал на простом патте. Удар за ударом он отступал, и его преимущество быстро съеживалось с практически непреодолимого до обычного и едва заметного.
На девятой ему удалось слегка затормозить падение. Игра по-прежнему шла плохо, но за две лунки до конца у него еще было лидерство в два удара. Тэд Криспин наступал ему на пятки, но без серьезного ляпа Джека Колдрена он все равно не смог бы победить.
Вскоре это случилось. На шестнадцатой лунке. На том самом месте, где двадцать лет назад Джек Колдрен похоронил свои мечты. Сначала оба игрока начали неплохо. Сделали удачные удары со стартовой площадки в сторону того, что Уин назвал «слегка растрепанным фервеем». Отлично. Но на втором ударе Джека разразилась катастрофа. Он очень высоко поднял мяч и сильно подкрутил его. Недолет. Мяч шлепнулся в каменоломню.
Толпа застонала, Майрон в ужасе смотрел на поле. Джек сделал невероятный промах, как в прошлый раз.
Норман Цукерман толкнул Майрона локтем.
– Я весь взмок! – возбужденно сообщил он, блестя глазами. – Господи, я взмок в самых невероятных местах! Хочешь пощупать?
– Нет, верю тебе на слово, Норм.
Майрон повернулся к Эсме Фонг. Ее лицо сияло.
– Я тоже вся мокрая, – призналась она.
Болитар подумал, что тут напрашивается продолжение, но его не последовало.
Джек Колдрен почти не отреагировал на свой удар, словно внутри его что-то сломалось. Он не торопился выбрасывать белый флаг, хотя выражение его лица свидетельствовало о том, что ничего иного ему не оставалось.
Тэд Криспин не упустил своего шанса. Он сделал хороший приближающий удар и оказался в восьми футах от лунки, которая могла вывести его вперед. Когда Тэд наклонился над мячом, воцарилась мертвая тишина, – казалось, не только зрители, на даже машины на шоссе и самолеты в небе, деревья, и трава, и игровое поле настроены против Джека Колдрена.
Трудный момент. Но Тэд Криспин справился блестяще.
Мяч упал в лунку. Обычно на удар зрители отвечают сдержанными хлопками. Но сейчас толпа взорвалась, как Везувий. Мощный рев пронесся над площадкой, приветствуя героя и сбивая с ног заезженную клячу. Единый порыв. Все хотели короновать Криспина и прикончить Джека Колдрена. Молодой привлекательный мужчина против потрепанного ветерана – чем не спортивный вариант дебатов Никсон – Кеннеди?
– Редкостный слабон, – заметил кто-то рядом.
– Чемпион слабонов, – согласился его сосед.
Майрон вопросительно взглянул на друга.
– Слабон, – пояснил Уин, – современный эвфемизм слова «тюфяк».
Майрон кивнул. Для спортсмена нет худшего прозвища. Он может провалить матч, плохо играть, быть бездарем и неумехой, но не тюфяком. Это слово превращает тебя в ноль. Оно подвергает сомнению твою мужественность. Прослыть тюфяком – все равно что стоять голым перед красивой женщиной, которая смеется, тыча в тебя пальцем.
По крайней мере так представлял Майрон.
Он заметил Линду Колдрен – она стояла под большим тентом недалеко от восемнадцатой лунки в темных очках и сдвинутой на глаза бейсболке. Майрон пытался поймать ее взгляд. Она не реагировала. На ее лице было написана легкая растерянность, точно Линда ломала голову над сложной задачей или не могла вспомнить фамилию своего знакомого. Выражение ее лица встревожило Майрона. Он старался попасться ей на глаза, надеясь, что она даст ему знак. Но знака не было.
К последней лунке Тэд Криспин вел на один удар. Другие игроки уже закончили матч и стали собираться у восемнадцатого грина, чтобы посмотреть на финал самого грандиозного провала за всю историю гольфа.
Уин заговорил тоном комментатора:
– Восемнадцатая лупка, протяженность – четыреста шестьдесят пять ярдов, пар четыре. Тэд находится в районе каменоломни. Бить придется вверх по холму, на две сотни ярдов.
– Понятно, – пробормотал Майрон.
Тэд бил первым. Он сделал крепкий и солидный драйв. Публика отозвалась россыпью вежливых хлопков. Настала очередь Джека Колдрена. Его мяч взлетел так высоко, словно не имел понятия о силе тяжести.
– Красивый удар, – произнес Уин. – Супергольф.
Майрон обратился к Эсме Фонг:
– Что будет в случае ничьей? Добавочное время?
Эсме покачала головой:
– В других турнирах – да. Но не здесь. Завтра оба игрока должны заново сыграть раунд.
– Все восемнадцать лунок?
– Да.
Второй мяч Тэда упал недалеко от грина.
– Отличный гольф-удар, – объявил Уин. – Игрок идет практически вплотную к пару.
Джек достал из сумки айрон и зашагал к мячу.
Уин улыбнулся Майрону: