Подкрутка
Шрифт:
– Черт, Бобби, ты только взгляни! Это Маленькая Покахонтас. Помнишь ее? Та горячая штучка из ЖАРа.
Сначала Женская ассоциация реслинга называлась «Прекрасные дамы реслинга», но когда их шоу стало популярным на телевидении, телекомпании заставили ее переименовать.
– Где? – К ним приблизился мужчина с пьяными и сиявшими радостью глазами. – Мама родная, и верно! Это она! Натурально она!
– Спасибо, что не забыли, парни, но…
– Я помню ту схватку, когда она схлестнулась с Сибирячкой Таней. Ты ее видел? У меня стоял так, что я чуть не выбил
«Надеюсь, об этом не напишут в моей биографии», – подумала Эсперанса.
Появился огромный бармен. Он буквально просился на обложку журнала для байкеров. Широченные плечи, жуткий вид. С длинными волосами, шрамом и голыми руками в татуировках, изображающих змей. Бармен покосился на приятелей, и они вмиг исчезли. Растворились в воздухе. Потом он обернулся к Эсперансе. Она ответила ему наглым взглядом. Отступать нельзя.
– Дамочка, какого дьявола вы тут делаете? – поинтересовался он.
– Это новый способ спрашивать, что я буду пить?
– Нет. – Они продолжали сверлить друг друга взглядами. Бармен положил ладони на стойку. – Для копа ты слишком симпатичная. И для клиентки этой помойной ямы – тоже.
– Хм, ну спасибо, – откликнулась Эсперанса. – А ты…
– Хэл, – произнес он. – Хозяин помойной ямы.
– Привет, Хэл!
– Привет! Так какого черта тебе нужно?
– Хочу купить немного дури, – соврала она.
– Нет. – Бармен покачал головой, – Тогда бы ты пошла к своим друзьям латиносам. Без обид, но вы всегда покупаете у своих. – Он перегнулся через стойку. В голове у Эсперансы мелькнула мысль, не сосватать ли его Дылде Синди. Она обожает больших байкеров. – Давай без базара, детка. Что тебе надо?
Эсперанса решила действовать напрямик.
– Я ищу одного оборванца по имени Тито. Все зовут его Тит. Тощий, с бритой головой…
– Да, да, вероятно, я его знаю. Сколько?
– Пятьдесят баксов.
Хэл фыркнул:
– Хочешь, чтобы я продал своего клиента за полсотни баксов?
– Сотня.
– Сто пятьдесят. И то лишь потому, что этот вонючий кусок дерьма задолжал мне деньги.
– Идет.
– Покажи баксы.
Эсперанса вытащила из кошелька пару банкнот. Хэл потянулся к ним, но она отдернула руку.
– Ты первый, – сказала она.
– Я не знаю, где он живет, – проговорил бармен. – Он и его вшивые приятели являются сюда каждый вечер, кроме среды и субботы.
– Почему кроме среды и субботы?
– Откуда мне знать, черт возьми? Может, ждут финала недельной лотереи или посещают мессу. Или встают в круг и орут как ненормальные: «Хай Гитлер! Хай Гитлер!» Мне-то что до этого?
– Как его настоящее имя?
– Понятия не имею.
Эсперанса оглядела бар.
– Тут есть кто-нибудь из его ребят?
– Нет, – ответил Хэл. – Тит всегда приходит со своей дерьмовой командой, и уходят они тоже вместе. Ни с кем здесь больше не общаются. Для них это verboten. [39]
– Похоже, он тебе не очень нравится.
– Тупоголовый панк. И его друзья тоже. Ублюдки с полным отсутствием мозгов, вымещающие свою злобу на других.
– Тогда почему ты позволяешь им сюда ходить?
– Потому что, в отличие от них, я знаю, что мы живем в Штатах. Здесь можно делать что угодно. Каждому найдется место. Черным, белым, латиносам, япошкам – кому угодно. Даже безмозглым панкам.
39
запрещено (нем.).
Хэл протянул ручищу и схватил девушку за предплечье:
Эсперанса едва удержалась от улыбки. Терпимость иногда прячется в самых неожиданных местах.
– Что еще?
– Это все, что мне известно. Сегодня субботний вечер. Они появятся завтра.
– Ладно, – сказала Эсперанса. Она разорвала банкноты пополам. – Другую половину получишь завтра.
– Ты тут не умничай, красотка! Я могу только свистнуть, и тебя через пять секунд растянут на бильярдном столе. Сто пятьдесят баксов ты мне дашь сейчас. А потом разорвешь еще сотню, чтобы заткнуть мне рот. Понятно?
У Эсперансы бешено заколотилось сердце. Она протянула ему оставшуюся половину банкноты. Достала еще сотню, разорвала и протянула половину бармену.
– А теперь убирайся, цыпочка. Немедленно.
Глава 20
На сегодняшний вечер они уже сделали все, что планировали. Пытаться проникнуть в особняк Сквайрсов было бы по меньшей мере глупо. Болитар не мог ни позвонить, ни как-то иначе связаться с Колдренами. Искать вдову Ллойда Реннарта тоже поздно. Не говоря уже о том – хотя с этого надо было начинать, – что Майрон смертельно устал.
Поэтому он провел остаток вечера в домике для гостей в компании двух своих лучших друзей. Майрон, Уин и Эсперанса улеглись каждый на своем диванчике в шортах и футболках, обложившись мягкими подушками. Майрон в огромных количествах пил «Йо-Хо», Эсперанса усердно налегала на диетическую колу, а Уин старался не отставать от них, прикладываясь к крепкому пиву. Пиршество дополняли кукурузные и картофельные чипсы, подсоленные крендельки и доставленная пицца. Свет они выключили. В углу работал широкоэкранный телевизор. Уин накануне записал все эпизоды сериала «Старая чета», сейчас шла четвертая серия. Майрон всегда думал, что одно из главных достоинств «Старой четы» – стабильность. В ней не было ни одного слабого эпизода, а многие ли сериалы могут этим похвастаться?
Майрон отхватил большой кусок пиццы. После первой встречи с Колдренами он почти не спал (впрочем, это произошло только вчера). Мозги у него кипели, а нервы стонали как расстроенное пианино. Общение с Уином и Эсперансой при голубоватом свете телевизора действовало успокаивающе.
– Нет, не может быть, – покачал головой Уин.
– Полная чушь, – поддакнула Эсперанса, срывая пробку с очередной бутылки.
– Да я вам говорю, – убеждал их Майрон. – Джек Клагман носит парик.
Уин был тверд как скала.