Подлинная история баскервильского чудовища
Шрифт:
– Что-то случилось с доктором Мортимером?
– голос Ватсона задрожал от волнения.
– Успокойтесь, с ним всё в порядке. Да я и не его имел в виду. Ладно, давайте уж начнём с начала. Или, вернее, с конца, так удобнее. С вашей книги. Я её, признаться, не читал. Но не сомневаюсь, что вы представили на суд публики образцовое произведение.
– Вы мне льстите, - пробормотал доктор.
– Нет, нет, это отнюдь не комплимент. Во всяком случае, я сам не вижу в этом ничего особенно замечательного - ну, скажем так, куда меньше, чем в хорошо приготовленной яичнице с беконом. Но я не сомневаюсь, что в обсуждаемом нами опусе присутствуют все ингредиенты, которые делают сочинение занимательным. Смерть, интрига, опасность, любовь, немного мистики, счастливый финал с полным разоблачением всех тайн, оказавшихся ужасными, но всё же посюсторонними… не так ли?
– Да, но всё это было в реальности, - напомнил Ватсон.
– Мне до сих пор снится та ночь, когда…
– Не продолжайте, Ватсон. Вы имеете в виду появление собаки и исчезновение Стэплтона?
– Исчезновения? Вы намекаете, что этот негодяй жив?
– изумился Ватсон.
– Впрочем, да, тело не было найдено… Возможно, вы правы. Но что это меняет?
– Многое, Ватсон, очень многое! В отличие от пикантной ситуации с Авелем, простёртый на земле труп оставляет немного простора воображению. По сути дела, мы можем выдвигать всего три гипотезы о причинах его плачевного состояния: несчастный случай, самоубийство, убийство. Хотя нет, и тут есть нюансы. Убийство может быть замаскировано под самоубийство или под несчастный случай. Встречались в моей практике также самоубийства, замаскированные под несчастный случай, ради сохранения репутации, и даже самоубийства, замаскированные под убийство, ради мести или просто из ненависти. Наконец, бывают даже самоубийства, которые есть лишь средства для убийства других людей - и я весьма опасаюсь, что когда-нибудь это станет распространённым явле… о дьявол!
– Холмс взмахнул погасшей трубкой, извергающей серый пароходный дым.
– Мне урок, - сказал он, извлекая из кармана халата длинную фосфорную спичку.
– Итак, сами посудите: даже тело с явственными следами насильственной смерти, и то оставляет простор для догадок. Но отсутствие тела расширяет сферу возможного почти до бесконечности. Кто он, исчезнувший? Мёртвый или живой? Беглец ли пленник? Скрывается от возмездия или сам готовит месть? Наконец, преступник он или жертва? Или жертва собственного преступления - ведь такое тоже случается?
– Простите, Шерлок, но вы разгадывали подобные загадки, и не раз, - решительно прервал Ватсон это затянувшееся рассуждение.
– Мне кажется, в данном случае искать Стэплтона….
– В данном случае, - великий сыщик, наконец, справился со своими курительным инструментом и с наслаждением затянулся, - искать Стэплтона было бы с моей стороны по меньшей мере глупо, да и бесчестно. Но я не закончил. Итак, Стэплтон исчез. Но было ещё одно исчезновение, на которое вы, кажется, не обратили никакого внимания. Что случилось с его супругой?
– Не помню… - потёр лоб Ватсон.
– Кажется, уехала куда-то. В конце концов, какое это имеет значение?
– Мой дорогой доктор Ватсон, я неоднократно говорил вам, что в работе сыщика не существует мелочей. Литераторам легче. Вы, наверное, в своём романе бросили миссис Стэплтон где-нибудь в сердце Гримпенской трясины, а потом говорили о ней исключительно в прошедшем времени?
– Что-то вроде этого, - подтвердил доктор.
– Я закончил тем, что упоминал эту женщину в качестве причины нервного расстройства сэра Генри. Он ведь был влюблён…
– Именно, Ватсон, именно!
– Холмс вынул изо рта трубку и положил её на пол.
– Кажется, мне пора ограничить количество потребляемого мною никотина: он уже перестаёт на меня действовать прежним образом… Хорошо, зайдём с другого конца. Откуда взялась эта красотка?
– Кажется, - неуверенно произнёс Ватсон, - вы мне говорили, что Стэплтон женился на ней в Коста-Рике…
– Да. Причём она считалась одной из самых известных красавиц страны. Спрашивается: почему вдруг прекрасная девушка связывает свою судьбу с ним. С человеком невыразительной, на взгляд женщины, наружности? Небогатым? Без связей и репутации?
– Но ведь она любила его, - растерянно сказал доктор.
– Я же помню, как она рыдала и говорила о мучениях, которым её подвергал этот негодяй…
– Вот, вот он, здравый смысл, который так кичится своей солидностью!
– Холмс шлёпнул себя по ляжке.
– Только в дрянных книжках любовь может вспыхнуть от случайной искры и потом не гаснуть ни на каком ветру, даже самом сильном. В действительности же это святое чувство требует растопки, а гаснет, увы, от малейшего дуновения ветерка. Прекрасная женщина влюбилась с первого взгляда в ничем не примечательного мужчину, вышла замуж, отвергнув все блестящие партии, и потом терпеливо переносила бедность, безвестность, унылую жизнь, унижения, даже побои - и вы верите этой чепухе?
– Вы же сами учили меня, Холмс, - раздосадовано сказал Ватсон, - отбросьте все невозможные объяснения, и останется истинное, каким бы невероятным оно не казалось. Да, это странно, но…
– Теперь ещё одно. У Стэплтонов - впрочем, тогда они носили фамилию Ванделер - была школа для мальчиков в Йоркшире. Школу пришлось закрыть из-за какой-то скверной истории, несколько детей умерло. А вы знаете, что это была за история?
– Как-то не интересовался, - признал Ватсон.
– А разве это имеет какое-то значение?
– Ладно, - сказал Холмс, потянувшись за трубкой, но брать её всё же не стал.
– Не буду вас больше томить, мой дорогой друг, хотя я ещё долго мог бы задавать подобные вопросы, водя вас за нос. Но если уж я обещал рассказать вам всё, то я это сделаю. Слушайте же.
Ватсон наклонился поближе, чтобы не пропустить ни одного слова.
– Дело в том, - начал Холмс, чуть помедлив, как будто что-то решив про себя, - что Стэплтон был моим клиентом.
– Вашим клиентом?
– вскричал Ватсон.
– Точнее, одним из моих клиентов в этом чрезвычайно запутанном деле. Но он обратился ко мне первым, по очень деликатному поводу, и я долго раздумывал, следует ли мне проявить к нему участие… И только долг перед общественной нравственностью, а также интересы государства, склонили меня к тому, что Стэплтону следует помочь. Помолчите, - великий сыщик сделал властный жест рукой, - ибо я буду говорить о тех самых вещах, над которыми обычно опускают завесу. Но вы ведь хотели знать правду? Так вот, знайте же. Стэплтон, - тогда он носил другую фамилию и работал в государственном учреждении чиновником средней руки, - женился в Коста-Рике на некоей Бэрил Гарсиа, действительно очень красивой девушке. Женился, потому что других предложений у этой красотки не было. Ибо прекрасная мисс Гарсиа к тому времени имела в высшей степени скверную репутацию. Причём речь шла не просто о девичьей чести, нет, - но о развратной изощрённости, с которой этот ангелочек пускался в самые непристойные, самые отвратительные похождения… Короче, её просто нельзя было подпускать к мужчинам. Все это знали, её несчастные родители знали это лучше других - и мечтали сбыть порченый товарец с рук любой ценой и за любую цену. Молодой Стэплтон тоже это знал - но увы, её красота и богатое приданое оказались сильнее здравого смысла. К тому же он поверил, что она любит его и будет хорошей женой, несмотря на разгульное прошлое. Увы, брак получился несчастный, трижды несчастный. Не будем касаться альковных тайн - это слишком отвратительно. Достаточно грубой прозы денег: за полгода эта чертовка промотала всё, что дали ей родители, а потом стала требовать всё новых и новых средств от мужа. Тот подпал под её влияние - и растратил казённые деньги. Тогда супруга подговорила его бежать - тем более, ей давно хотелось покинуть края, где её слишком хорошо знали, и совершенно выйти из-под власти родственников и общественного мнения… Они поселились в Йоркшире, где открыли частную школу. Но госпожу Гарсия, которая тогда звалась миссис Ванделер, было категорически нельзя оставлять наедине с молодыми красивыми юношами. Хотя, возможно, ей сошли бы с рук её шалости, если бы в школе не вспыхнула эпидемия одной неудобоназываемой болезни, которую женщины переносят гораздо легче, чем мужчины… Вы врач, Ватсон, вы понимаете, о чём я говорю.
– Мне приходилось лечить это в Афганистане, - машинально ответил Ватсон, пытаясь собраться с мыслями.
– Мы это называли «солдатский насморк».
– Да, именно. Увы, несколько наивных мальчиков, которых госпожа Ванделер таким образом посвятила в тайны взрослой жизни, решили, что с ними происходит что-то страшное и позорное, и убили себя газом… Дело удалось замять - в огласке не был заинтересован никто, включая родителей. Но, разумеется, школу пришлось закрыть. С того же времени прекратил de facto существовать и брак. Потому что госпожа Ванделер наградила «солдатским насморком» и своего супруга. Он вылечился и вылечил её - но с тех пор не прикасался к ней как к женщине. Он даже отказался называть её своей женой, везде представляя как «сестру». Впрочем, если уж говорить начистоту, дело было не только в моральном выборе. Стэплтон имел от природы слабую мужскую конституцию, а болезнь и нервное потрясение окончательно убило в нём мужчину.