Подменная дочь клана Огневых

Айлин

Когда я вернулась в комнату, то забралась на кровать, накрылась с головой пледом и обняла подушку. Внутри всё кипело. Обида. Ревность. Отчаянье, с лёгкой примесью радости. Всё смешалось внутри, не давая дышать. Хотелось плакать, но слёз не было. В какой-то момент достала телефон, вошла в сеть и принялась серфить всё о клане Огневых. Онемелыми пальцами набивала запрос. Ошибалась. Стирала. Снова ошиблась. С истеричным смешком снова стёрла и снова вбила. Перед глазами всё расплывалось. Я отбросила телефон в сторону, тяжело дыша. Долго смотрела в пустоту. Потом снова взяла телефон и ввела запрос. «Патриарх клана Огневых и его семья». Паутина выдала кучу биографических справочных материалов и множество фотографий

счастливой семьи из четырех человек. Папа, мама старший сын-наследник и лапочка-дочка. Несправедливо! Это мои мама и папа! И брат мой! И жизнь должна быть моей! Я хотела семью. Очень хотела. Вот только семья не хотела меня. Я отложила телефон и выползла из-под одеяла. Долго-долго смотрела в потолок. Что делать? Как поступить правильно? Не ошиблась ли я, отказавшийся от удочерения? Я не знала. Просто хотела подумать об этом завтра.

Чего я ещё не знала, так это того, что вся эта эпопея и не закончилась.

Глава 2

На следующий день, где-то ближе к обеду, приют погрузился в странную, но привычную суматоху. Приезжал кто-то богатый и влиятельный. В помещениях, и без того чистых, наводили блеск, лоск и красоту. Воспитанников экстренно отлавливали по всем известным нычкам, — никто не хочет принимать участие в уборке, — и пытались придать вид примерных, благовоспитанных детей. Получилось так себе. Всё же в приют Святой Анны собрали сложных детей. То, что никто из нас не пошёл по кривой дорожке, это исключительно заслуга директрисы.

Визитёры лично для меня оказались неприятными. В приют пожаловал граф Игнат Игоревич Огнев с женой. Импозантный мужчина с чёрными волосами, едва тронутыми сединой, в мундире генерал-адъютанта, осторожно поддерживал невысокую изящную даму в шелках и жемчугах. Если бы вчерашнего дня не было, я искренне восхитилась такой красивой парой. Где-то в глубине души, среди тупой боли и легкого раздражения, голову поднимала надежда. Надежда на то, что возможно, вчерашний день — это результат неудачных переговоров и личный почин Юрия Всеволодовича.

Надежда жила недолго. И умерла безболезненно. Вру.

Когда меня ожидаемо пригласили в кабинет Вановны, я уже успела хорошенько себя накрутить. У кабинета замялась, невольно разгладила юбку школьной формы и пригладила растрёпанные волосы. Сердце колотилось с удвоенной силой. Когда я собралась с духом и вошла, атмосфера в кабинете была прохладная. Граф сидел на самом краешке стула с идеально прямой осанкой, и даже не повернул голову назад на открывающиеся двери. Графиня же оказалась чуть более любопытной, но в ее глазах я увидела презрение и лёгкое отвращение. Возникло чувство, что меня холодной водой окатили. Надежда, возбуждение, ожидание — всё исчезло, словно, вымерзло.

— Я пришла, Ван Вановна. Чего звали?

Лёгкий налёт фамильярности и хамства, как говорил один из наших приютских психологов, это защитный механизм. И напоминал, что все хорошо в меру. Запустив пальцы в волосы и демонстративно их растрепав, подошла к столу директрисы, старательно не обращая внимания на гостей. Граф сверлил мою спину недовольным взглядом, а графиня пыталась удержать мягкую, протокольную улыбку. Ван Вановна, кивнула каким-то своим мыслям и обратила мое внимание на Огневых.

— Мира, это граф и графиня Огневы. Они хотят тебя удочерить.

Я видела Огневых издалека, когда они проходили с экскурсией по приюту, но сейчас у меня появилась возможность разглядеть родителей. Я на них похожа. Наверное. Уголки глаз графа подняты, как у меня. Родинка под левым глазом явно от графини. Нос тоже, наверное.

Как я разглядывала их, так и граф с графиней разглядывали меня. Видели они коротко стриженную, худую девчонку-сорванца, пусть в опрятной и чистой, но дешевой и поношенной школьной форме. В гляделки мы играли, может быть, минуты три. Почему-то было сложно нарушить это странное состояние равновесия. Было сложно, но надо. Оскалившись в ехидной улыбке, под слегка непонимающим взглядом графини, собравшись с мыслями, я выпалила:

— Не хочу. Я не хочу, что бы они меня удочеряли.

Такого ответа Огневы явно не ожидали. Было хорошо заметно, как зрачки графини расширились от удивления, но, впрочем, быстро вернулись в норму, словно этого и не было, только рука, лежащая на подлокотнике, сжала его сильнее, побелев от напряжения. Граф же недовольно нахмурился. И в этот момент я едва не упала на колени под волной принуждения. Мерзкое, пренеприятное чувство, словно тебя прибивает к Земле гравитацией. Каждый вздох через силу, как после пятикилометровой пробежки. В глазах темнело. Воздух дрожал от напряжения. Но все это длилось какие-то секунды, а потом принуждение резко пропало, словно было рассеяно принудительно.

— Не забывайтесь, генерал-адъютант, — голос Вановны был сух, строг и холоден. — Это не ваш рабочий кабинет, Мира не ваша подчиненная.

— Она моя биологическая дочь, и будет делать то, что я скажу, — отчеканил мужчина, сжав подлокотник кресла с такой силой, что тот треснул. Подлокотник. Из дерева. Цельного. Хрустнул… Стало немного страшно

— Вы ошибаетесь, генерал-адъютант,— Ван Вановна показалась мне на удивление спокойной. Как будто это не в ее кабинете пробужденный высокого ранга высвобождал сырую силу. Да, я серфила, граф пробужденный высокого уровня. Официально наша директриса даже не потенциально пробужденная. Обычная женщина. Горжусь.

— Сейчас Мира моя подопечная.

Граф нехорошо прищурился и тыкнул пальцем в пухлую папку, на что Ван Вановна слегка улыбнулась

— Не тыкайте в эту милую папочку. Тест ДНК вам не поможет. Так как Мира не согласна на удочерение, есть сейчас только два варианта. Первый: сделать вид, что ничего этого не было.

— Мы всё равно планируем вернуть девочку в род, — впервые за все время заговорила графиня. От ее мягкого голоса сердце снова сжалось и заныло.

— У меня имя есть — Мира, — неожиданно для себя я огрызнулась, перебивая. Елена Юрьевна кажется, смутилась, а вот взгляд графа стал на пару градусов холоднее. Я буквально ощутила на себе едва прикрытое желание… нет, не убивать, скорее, выпороть, или как там наказывают непослушных детей? Меня начинало потряхивать. Казалось, еще немного, и я впаду в самую настоящую истерику. На плечо мне легла рука Ван Вановны, и от этого как-то стало вдруг спокойнее. У меня было и есть на кого опереться. Я не одна.

— Раз вы так настроены вернуть Миру, — директриса погладила меня по плечу. — у Вас остаётся один вариант. Забрать родную дочь домой.

Граф расслабленно улыбнулся и постучал пальцем по папке, а я вдруг ощутила, как по спине пробежал холодок. В отражении одного из шкафов я поймала спокойный взгляд Ван Вановны с лёгкой, непринужденной улыбкой. Ну всё, приплыли. Туши свет. Пришёл полный белый и пушистый. Именно вот такой директрисы в приюте боялись все. Не опасались, а именно боялись. Такую Ван Вановну я видела трижды. Первый раз, когда одну из наших девочек едва успели вытащить из петли. Её изнасиловал какой-то клановый мудак с друзьями. Заявив потом, что от девки не убудет, а все приютские это его гарем, Раз уж приют граничит с территориями его семьи. Иванна Ивановна тогда постояла у кровати захлебывающейся слезами Инги, которая не могла смириться с тем, что её спасли, постояла и вышла. Кланенка этого потом к пожизненному приговорили. Уж больно длинный шлейф за ним тянулся. Клан его даже не пискнул, только, низко кланяясь, принёс щедрые пожертвования в приют. Инга, кстати, потом оклемалась, сейчас в имперской школе медсестер учится.