Подметный манифест
Шрифт:
И он сделал то единственное, что умел и осмелился сделать в таких обстоятельствах.
Решив для себя, что странная деятельность монастырских насельников сильно смахивает на козни нечистой силы, Устин добыл из памяти молитку святому Трифону, весьма к такому случаю подходящую.
– О, святый мучениче Христов Трифоне, скорый помощниче всем, к тебе прибегающим и молящимся пред святым твоим образом скоропослушный предстателю!
– заговорил он, но несколько медленнее, чем это делается в храме.
– Услыши убо ныне и на всякий час моление нас, недостойных рабов твоих, почитающих святую память твою. Ты убо, угодниче Христов, сам обещался еси прежде исхода твоего от жития сего тленнаго молитися за ны ко Господу и испросил еси у Него дар сей: аще кто в коей-либо нужде и печали своей призывати начнет святое имя твое, той да избавлен будет от всякаго прилога злаго.
Манифесты самозванца вполне могли сойти за злой прилог.
– И якоже ты иногда дщерь цареву в Риме граде от диавола мучиму исцелил еси, сице и нас от лютых его козней сохрани во вся дни живота нашего, наипаче же в день страшный последняго нашего, издыхания предстательствуй о нас, егда темнии зраки лукавых бесов окружати и устрашати нас начнут, - продолжал Устин все громче, насыщая молитву особой радостью человека, который знает, что таким образом творит доброе дело.
– Буди нам тогда помощник и скорый прогонитель лукавых бесов, и к Царствию Небесному предводитель, идеже ты ныне предстоиши с ликом святых у Престола Божия, моли Господа, да сподобит и нас причастниками быти присносущнаго веселия и радости, да с тобою купно удостоимся славити Отца и Сына и Святаго Утешителя Духа во веки. Аминь!
Никто не отозвался. Если архаровцы и слышали голос бывшего канцеляриста - то, видать, были чем-то сильно заняты. Устин вздохнул - не вышло…
И тут крепкая рука зажала ему рот, другая вцепилась в плечо, что-то подшибло под коленки и он, даже не пискнув, был увлечен незримой, но страшной силой в сиреневые кусты…
Перед домом князя Волконского были установлены пушки.
Там же чуть ли не посреди улицы был устроен целый бивак - гарнизонные солдаты, полицейские драгуны, артиллеристы едва послушались Сенькиных криков и дали дорогу архаровскому экипажу.
В самом доме полно было взволнованного народа - родственники какие-то понаехали, никому не ведомые, уже толком не понять - чьи, царил всеобщий и повальный испуг. Где-то наверху истошно вопило дитя.
Архаров, сильно недовольный, прошел к князю в кабинет. За ним проскочил Саша с кожаным портфелем, где лежали бумаги, и остался у дверей, стараясь не слишкоми обращать на себя княжеское внимание.
– Изволь радоваться, - сказал князь, - пишут! Казанский губернатор-де семейство свое из города вон отправил, в Козьмодемьянск. И прочие чиновники - также! Дороги забиты - все в Москву бегут! Казанского гарнизона, почитай, более нет - батальоны розданы по разным командам. Кто ж мог предвидеть? Пишу государыне - прошу, чтобы прислала полки… хоть какие… Кабы не война!…
Архаров покивал - армия была на юге, била турок, и сильно ее сейчас недоставало…
– А мне пишут - город укреплять! Укреплять? Тут всю фортификацию заново строить надобно! А есть у нас время? Если Москве что и грозило, так при царе Горохе. После того, как полячишек из Кремля прогнали, а тому уже лет… ох много…
– Сашка, потом докопайся, когда поляки были в Кремле, - обернувшись, велел Архаров, глядя при этом на князя несколько недоверчиво: в глубине души он не мог поверить, что Кремль когда-либо отдали - и кому?!.
– Полтораста?
– сам себя спросил Волконский?.
– Или поболее… Да какая разница?
Он швырнул на стол письма и прошелся по кабинету, пытаясь обрести хладнокровие.
Он не был трусом или паникером, он был боевым офицером, воевал и с турками, и с пруссаками, в 1736 году отбыл в действующую армию подпоручиком, и чины свои добывал в боях. Но он был стар, он сознавал это и боялся, что задача удержать Москву окажется ему не по плечу.
– Да стой ты, не шарахайся, - сказал он отступившему на шаг назад Саше и, похлопав архаровского секретаря по плечу, вернулся к столу, где лежал, свисая, большой план Москвы.
– Гляди, Николай Петрович. Еще при царе Петре, сколько я разумею, Москва была невелика, и валов, что вокруг Белого города, было довольно - вся она в тех пределах помещалась, - княжеский палец обвел по плану дугу, - а далее - слободы, стрелецкие и прочие, да деревни. Теперь же разрослась. Вон я по Сретенке проезжал, так раньше, помню, за воротами тут же избы начинались, а теперь - все каменные домы, лавки, фабрики!
– То бишь, там фабричные живут?
– уточнил Архаров, тут же вспомнив, сколько неприятностей было в чумной бунт от работников с кирпичных заводов.
– Фабричные, да не пришлые, - поняв, что волнует обер-полицмейстера, отвечал князь.
– Свои, московские. Пушкари там спокон веку жили, колокола там спокон веку лили. Успокойся, Николай Петрович, эти не выдадут.
– Не выдадут, да ведь и не выстоят. Михайла Никитич, ты воевал, дело знаешь, вот и скажи - можем ли мы всю Москву от злодея оборонить? Тем более, что он придет с артиллерией?
– прямо спросил Архаров.
Вопрос был неприятный. Но Архаров глядел спокойно - и спокойствие оказалось заразительным. Князь вдруг вспомнил, что сказать себе правду, пусть даже наигорчайшую, означает первый шаг к успеху.
– Мы можем оборонить лишь ту часть Москвы, что за валами, - так же прямо сказал Волконский.
– Новых укреплений настроить не успеем. Ты представь, во сколько верст длиной должны быть те укрепления, дабы охватить всю Москву!
– Всю не всю, но с востока и с юга…
– А кто тебе сказал, что злодей непременно притащится с востока и с юга? Коли он из яицких казаков, то способен на хитрости, особливо имея при себе штаб из боевых офицеров…
– Где ж он их бы набрал?
– Николай Петрович… - Волконский вздохнул.
– Мне и про это писали. Он немцев-колонистов на службу берет, а среди них всякие людишки попадаются. И гарнизонный офицер иной тоже… на добычу польстится…
– Худо.
– И я говорю - худо. А коли у него еще есть хоть один опытный минер…
– Иное худо, - сказал Архаров.
– Сдается есть у него в Москве сообщники, кои встречь ему подымут в условленный час бунт и впустят его в город. А у нас - сам ведаешь… Донесения об его успехах - и то не все получаем.
– Будет тебе стращать…
– Не я стращаю, ваше сиятельство, - злодей…
И оба крепко задумались.
– Мои люди таких крикунов на Лубянку притаскивают - не то что волосы, у моего Шварца парик, поди, дыбом становится, - пошутил Архаров.