Поднимите мне веки
Шрифт:
А Басманов продолжал:
– Обо всех их памятать, дак тогда уж сызнова Годуновых бери – они-то куда боле прав имеют, ибо из их рода не токмо царица Ирина Федоровна была, но и сам государь Борис Федорович.
Я снова уселся – раз ноги не помогают мыслительному процессу, так чего им без толку вышагивать.
– Значит, много, говоришь, на Руси Рюриковичей расплодилось... – Я всячески тянул время, ибо ничего не придумывалось.
– Если б токмо они, а то и Гедеминовичи [37] вой подымут.
37
Русские князья, ведущие свои родословные от сыновей великого князя Литовского Гедемина (правил 1316 – 1341 гг.): князя Пинского Наримунта, князя Заславского Евнутия и великого князя Литовского Ольгерда.
– Например, родичи твои, Голицыны, – усмехнулся я.
– Не они одни, – огрызнулся он. – Ты в наших родах худо ведаешь, князь, а ведь там от того же Наримунта и Хованские, и Куракины корень свой тянут, от Евнутия – Мстиславский, Трубецкие же и вовсе от самого Ольгерда. Поначалу за шапку Мономаха раздерутся...
– То есть как раздерутся? Соборно же царя избирать станут, – возразил я, выстукивая костяшками пальцев барабанную дробь по столешнице.
Ну ничегошеньки не шло в голову, хоть ты тресни.
– Вот всем собором и раздерутся, – выдал мрачный прогноз Басманов.
– Когда Годунова избирали – не разодрались ведь.
– Тогда народ токмо его одного и ведал, потому и согласие в людях имелось, а из нынешних поди разбери, кто худ вовсе, а кто токмо наполовину. Но главное – нам с тобой от любого, кто б ни уселся на престол, добра ждать неча. Родовитых, знамо, приветит, а что до таких, как мы... – И досадливо поморщился, даже не став продолжать.
– Значит, потерпеть предлагаешь, – вздохнул я, изображая неудовольствие.
– Авось чуток совсем, а там – опосля свадебки с князем Дугласом Ксения Борисовна все одно отрезанным ломтем станет, – добавил боярин еще один аргумент.
Что ж, откровенность за откровенность, тем более когда в голову ничего иного не приходит.
– А ты видел, как сам Дмитрий Иоаннович на царевну глядел? – напомнил я. – Не думаешь, что он ее для себя оставить решил?
– Тому не бывать – бояре не допустят, – сразу, без колебаний ответил он. – Мало того что царевич в наследниках, так
еще и сестра его в царицах... – И убежденно повторил: – Нет, не бывать.
Оказывается, у Басманова и в мыслях нет, что Дмитрий может сделать ее наложницей. Впрочем, ничего странного – все-таки царевна, потому и не думает о такой наглости. Намекнуть? Пожалуй, не стоит, а то получится, что я сам подал ему идею.
Тогда спросим о другом.
– Лучше пусть Марина Мнишек?
– Не просто лучшей, а гораздо, – поправил он меня. – Мнишки – чужаки. Родичам ее на Руси все одно делать неча. Приедут, попируют на свадебке, да и прочь подадутся. Потому и проще боярам, чтоб невеста из ляхов. У кого подходящей по возрасту девки нет – те и вовсе рады-радешеньки станут. Да и прочие не больно-то ерепениться учнут, лишь бы государь у кого иного дочку в женки не взял. А то возьмет, к примеру, братаничну [38] мою – всем прочим обидка. А она у меня аккурат в нужных летах, шешнадцатый годок пошел.
38
Б р а т а н и ч н а – племянница, дочь брата.
Я продолжал поощрительно кивать и рассеянно слушал его рассуждения, но тут Петр Федорович совершил такой резкий кульбит, что я чуть было не подскочил на стуле, оторопев от неожиданности.
– Ты бы, княже, замолвил словцо пред Годуновым, когда он о женитьбе задумываться учнет.
– Ты это о чем? – поначалу даже не понял я.
– Так о братаничне, о ком же еще, – простодушно пояснил боярин.
Я изумленно воззрился на него, а Петр Федорович продолжал невозмутимо расписывать прелести своей племянницы:
– Фетинья Ивановна девка хошь куда. И ликом взяла, а уж статью и вовсе. Ныне и то изрядна. Можа, дородством и уступит Ксении Борисовне, так ведь лета у нее покамест не те, а пройдет годок-другой, глядишь, и пошире ее в стане раздастся. Эвон сарафанец уже и ныне что спереду, что сзаду оттопыривается изрядно, а то ли еще будет.
Ну чисто как про породистую свиноматку. Осталось только выяснить, как у нее с приплодом – сразу по десять поросят или всего семь-восемь зараз.
А следом за подробным описанием где, что и в какую сторону торчит, последовал и недвусмысленный намек в мою сторону.
Дескать, если Годунов почему-либо откажется от нее, то уж для князя Мак-Альпина она в самый раз, ибо весьма лакомый кусок, жирнее которого ему – то есть мне – все равно не отхватить, поскольку хоть я и потомок шкоцких королей, но должен понимать, что на Руси пока что никто, а держусь наверху только из-за близости к Федору Борисовичу. Если же он рухнет, то и мне тоже несдобровать.
Зато за счет Фетиньюшки могу удержаться на плаву, что бы ни случилось с Годуновым.
– А у нас хошь Рюриковичей и не было, одначе род уважаемый, ажно от Федора Бяконта ниточка тянется. Пращур, Ляксандра Федорович, коего Плещеем [39] прозвали за стать могутную, родным братом святому митрополиту Алексию доводился. Да и сестры его, Иулиания с Евпраксией – тож святые, – расписывал он все прелести и выгоды моей женитьбы. – Потому за тебя не токмо я при случае встану, но и прочие подымутся – и Иван Васильевич, и Алексей Романович, и Григорий Андреевич...
39
П л е щ е й – плечистый, широкоплечий.
Так и захотелось сказать: «Огласите, пожалуйста, весь список». Это мне припомнилась фраза из кинокомедии Гайдая. А впрочем, тут и просить не надо – вон как чешет, хоть и без бумажки, а как по писаному...
– ...И в других градах подмога сыщется – в Воронеже Иван Дмитриевич Колодка сидит, в Верхотурье, кое ныне тоже Годунову отдано, Иван Евстафьич Неудача воеводствует, в Пелыме Гаврила Григорьич...
Он сыпал и сыпал именами, а мне оставалось лишь удивляться, как наши предки, то есть теперь-то уже мои современники, но все равно, как ни крути, предки, держались друг за дружку.
Я вот знаю только, что мой дед родом с Урала, да и то лишь потому, что об этом часто повторял дядя Костя: «Мы с Урала!», хотя он-то как раз к нему никакого отношения не имеет – где Урал, а где Кемерово, в котором он родился и жил почти все время.
Так вот кто-то ведь у деда остался на Урале. Он-то еще помнит об этих двоюродных и троюродных, хотя связей не поддерживает, а уйдет из жизни, и вообще все забудется, как не было.
Здесь же совсем иная картина, аж завидно.
Ладно, это все лирика, к тому же Петр Федорович наконец-то закончил оглашать весь длиннющий список и вопросительно уставился на меня.