Поднятые на белой кошме. Ханы казахских степей

Султанов Турсун Икрамович

Итак, согласно официальной идеологической доктрине древних монголов, легитимация власти Чингизхана жалована Небом. Источник же политической власти членов „золотого рода“ — генеалогия, а именно: их принадлежность к прямым потомкам Чингизхана по мужской линии. Понятие о наследственных правах потомков Чингизхана на верховную власть, по мнению академика В. В. Бартольда (т. 6, с. 44), ярче всего выражено в рассказе Рашид ад-Дина о вступлении Газан-хана в 1300 г. в Дамаск: Газан-хан будто бы обратился к жителям с вопросом: „Кто я?“ Они воскликнули: „Царь Газан сын Аргуна, сына Абага-хана, сына Хулагу-хана, сына Тулуй-хана, сына Чингизхана“. Потом Газан-хан спросил: „Кто был отец

Насира?“ Они ответили: „Альфи“. Газан-хан спросил: „Кто был отцом Альфи?“ Все промолчали. Всем стало ясно, что царствование этого рода случайно, а не по праву, и что все являютя слугами знаменитого потомства предка государя ислама“ [Рашид ад-Дин, т. 3, с. 184].

Генеалогическое право Чингизидов на правление было закреплено политической традицией и безоговорочно действовало на всем пространстве покоренных монголами территорий, где только продолжали жить принципы официальной идеологии монгольской государственности. Даже такой завоеватель, как Тимур (правил в 1370–1405 г.), объединивший под своей властью Среднюю Азию и Персию, но не имевший никаких наследственных прав на верховную власть, принял только титул эмир (бек), возводил на престол подставных ханов из Чингизидов и называл себя представителем „обладателя престола“ (сахиб ат-тахт).

По мере распадения Монгольской империи и усиления местной элиты на территории некогда единой державы стали возникать самостоятельные владения, новые династии. По представлению эпохи, любая власть должна была иметь идеологическое обоснование. Владетель, не имевший возможности называть себя прямым потомком Чингизхана по мужской линии или не объявивший себя, как, например, Тимур, наследником державных прав Чингизидов, обычно противополагал идее монгольской наследственной власти идею египетского халифата или представление о божьей воле, как непосредственном источнике власти государя. Эта тема наиболее углубленно разработана акад. В. В. Бартольдом, особенно в двух его известных работах 1) „Теократическая идея и светская власть в мусульманском государстве“; 2) „Халиф и султан“. Ниже мы вкратце изложим главные выводы В. В. Бартольда, дополнив их соответствующими специфике нашей работы материалами.

Аббасидский халифат, т. е. вторая династия халифов (749–1258), прямых потомков Аббаса (ум. д. 653 г.), дяди пророка Мухаммада, был уничтожен в 1258 г. войсками Хулагу-хана, внука Чингиз-хана. Но мамлюкский правитель Египта Бейбарс (правил в 1260–1277 г.) счел необходимым для придания авторитета своей власти восстановить Аббасидский халифат и формально признать себя его вассалом. Некий беглец из Багдада, выдававший себя за одного из членов фамилии Аббасидов и пребывавший в Дамаске, был приглашен в Каир и в начале 1261 г. в торжественной обстановке провозглашен халифом под прозванием Мустансир. Бейбарс торжественно принес присягу новому халифу; со своей стороны халиф Мустансир утвердил Бейбарса султаном (светским правителем) всех мусульманских областей.

Египетский халифат просуществовал до 1517 г.; но в мамлюкском государстве аббасидские халифы, действительные или мнимые, не обладали никакой практической властью. Зато, по мусульманским понятиям, халиф оставался единственно законным главой всех мусульман, источником всякой власти в мусульманском мире, и признание египетского халифата считалось наиболее ярким признаком разрыва с монгольскими традициями. Из вассалов монгольских ханов, кто одним из первых обратился к египетскому халифу с просьбой об инвеституре и принес ему присягу был Мубариз ад-Дин Мухаммад (ум. в 1359 г.), основатель династии Музаффаридов в Южной Персии, эмир ильханов и муж монгольской царевны.

В Чагатайском улусе идея халифата нашла себе наиболее полное выражение в царствование Шахруха (1405–1447 г.), сына и преемника, Тимура, когда мусульманская государственная идея получила перевес над степной. При дворе Шахруха, в Герате, подставных ханов из Чингизидов не было; в официальных документах объявлялось, что постановления и законы Чингиз-хана отменены и что действует только шариат. Шахрух не обращался к египетскому халифу с просьбой об инвеституре: напротив, он сам хотел быть по возможности для всего мусульманского мира халифом и султаном ислама, которому сам Бог вручил власть над всеми правоверными мусульманами для их блага и для проведения в жизнь предписаний веры. Всем Мусульманским правителям от Индии до Египта и Малой Азии из Герата посылались грамоты с требованием, чтобы они признали себя наместником Шахруха, ввели его имя в хутбу (в пятничную молитву) и чеканили его на монетах [Бартольд, т. 2. ч., 1, с. 266–267; т. 6. с. 48–49].

Однако для политической истории региона столь громкие заявления и амбициозные притязания Шахруха не имели сколько-нибудь заметного значения ни в годы его царствования, ни после. Более того, сын Шахруха Улугбек (ум. в 1449 г.), который от имени своего отца правил в Самарканде, подобно Тимуру, по родству с Чингизидами называл себя гурганом (зятем ханского „золотого рода“), старался соблюдать, по крайней мере в военных делах, все законы, связывавшиеся с именем Чингизхана, назначая, по примеру Тимура, подставных ханов в Самарканде, и вообще правил в Мавераннахре в духе своего деда, который признавал, даже дорожил законами Чингизхана.

Один из стихов Корана гласит: „Скажи: „О Боже, царь царства! Ты даруешь власть, кому пожелаешь, и отнимаешь власть, от кого пожелаешь…“ [Коран, сура 3, стих 25/26]. Это положение основного источника мусульманского права, согласно которому никакие права по наследству или по завещанию не имеют значения для воли Бога, вручающего власть непосредственно своему избраннику, приводившийся светскими государями в ответ на притязания багдадских халифов (749–1258) еще в XIII в. (Бартольд, т. 6, с. 33, 45), особенно резко было выдвинуто в XV в. при преемниках Тимура.

Тимур завещал престол своему внуку Пир-Мухаммаду, но законного наследника предупредил другой внук Тимура, Халил-Султан. Когда Пир-Мухаммад обратился к нему с вопросом, по какому праву он присвоил себе наследство Тимура, завещанное другому, Халил ответил: „То же самое Высшее Существо, которое вручило власть Тимуру, вручило власть мне“ [Хафиз-и Абру, Зубдат ат-таварих, л. 54а: Бартольд, т. 6, с. 48]. В свою очередь и Шахрух, младший сын Тимура, который в конце концов сделался падишахом, одержав военную победу над Халилом и другими претендентами на верховную власть, также объяснял свой успех исключительно божьей волей.

Такое толкование источника власти вполне понятно. Исход вооруженной борьбы тогда считался выражением божьей воли, поэтому в жизни представление о божьей воле как непосредственном источнике власти государя часто сводилось к признанию права силы. Именно сила делала „божью волю“ осуществимой, и менее могущественный, менее удачливый оказывался исключенным из числа „божьих избранников“. Иными словами, власть, полученная государем непосредственно от Бога, в действительности всегда являлась узурпацией. Схема такой власти может быть выражена следующей формулой: „Держава — от Бога всевышнего, но причина утверждения на престоле — захват, факт завоевания“.