Подорожники
Шрифт:
Вот лошадь вошла в залитый грязью ухаб. Зашлепали копыта, начали отваливаться чёрные ломти с колёс. Фигура человека не пошевелилась, не подобрала вожжи, не подняла головы. Подходя к магазину лошадь, пошла тише, а потом встала, опустив голову. Последний раз качнулись наушники шапки. Возница медленно сполз на землю, покинув телегу, переступил затёкшими короткими ногами, разминаясь, поднёс к своему скучному зеленоватому щетинистому лицу дрожащую ладонь, на которой, как в гнездышке лежала сложенная бумажная денежка, именуемая купюрой. Осторожно передвигая кривоватые ноги в новых кирзовых сапогах, мужчина брёл к крыльцу магазина. У металлической решетки, о которую соскабливают грязь с обуви, замер, посмотрел на осколки разбитой бутылки, тяжело вздохнул. Преодолев последнюю ступеньку, мужчина замер, отдыхая, оглянулся на стоящую лошадь, на двух белых куриц с красными вислыми гребнями и чернильными пятнами на спинах, с заинтересованными появившейся лошадью, от которой может отвалиться корм. Мужчина тронул скучную ручку двери, с которой здороваются все входящие в магазин, потянул дверь к себе, в образовавшуюся щель просунул сначала один сапог, потом втолкнул голову и протащил остатки тела.
У прилавка мужчина остановился, принялся отсутствующими мутными глазами смотреть на витрину. Он никого не замечал, потому что ему было некогда заниматься пустяками – у него была цель.
– Витёк, что-то ты быстро? – вопросил один мужчина, прилаживающий насос к пивной бочке. Вошедший нехорошо скривился, и его плечи поднялись к ушам.
– Что и эту? – удивился второй мужчина, неестественно блестя глазами. В ответ раздалось невнятное бормотание. Продавец – дородная очаровательная блондинка, сошедшая с картины Кустодиева, – приняла деньги, отсчитала сдачу и подала бутылку водки. Вдруг рядом возник мужчина, который занимался добычей пива из пустой бочки.
– Ну и как ты умудрился? – спросил он.
– А вот так, – вздохнул обладатель бутылки, определяя покупку в глубину за полу телогрейки.
– День у тебя сегодня. Две полулитры кобелю под хвост. Поди, ждут на бригаде?
– Ну, – ответил мужчина по имени Витёк, продолжая что-то делать у себя за пазухой. Вдруг раздался стеклянный шлепок, и в магазине запахло спиртным напитком. Мужчина нагнулся – у прилавка в прозрачной лужице лежали осколки. Он медленно выпрямился, вытянул воздух носом и тяжело выдохнул ртом.
– Куда же ты суёшь? В телогрейках нет карманов внутри. Никогда не было! – вскричала продавец, сочувственно размахивая руками.
Мужчина с блестящими умными глазами, молча полез в карман, вынул записную книжку, аккуратно освободил обложку, добыл десять рублей, которые прятал от самого себя.
– Оля, дай ему бутылку. Так и умереть можно с горя. – Сказал, приближаясь к Витьку. Расстегнув остальные пуговицы, осмотрел сиреневую пижаму, потом старенькие латанные солдатские бриджи. – У тебя, что и карманов нет?
– В штормовке сыновней были летом карманы. Стало холодно. Жена велела надеть куфайку. Вот и не стало карманов.
Мужчина вытащил ремень из брюк, подвязал им Витька, проверив, как застегнулась пряжка, определил бутылку за пазуху. Полураскрыв рот, продавец следила за мужчинами. Осчастливленный Витёк, пошел к телеге. Дверь за ним нежно скрипнула, нехотя вытолкнув покупателя на крыльцо. Тугую пружину поставили к зиме.
Когда человек влезал на средство передвижения, ремень, державший полы телогрейки, лопнул и, сверкнув донышком, бутылка ударилась о металлический обод колеса, разлетелась брызгами и кусками стекла. Возница замер, забыв перенести вторую ногу в телегу. Его круглые маленькие глаза внимательно смотрели на бутылочное горлышко, запечатанное белой фольгой, которую уже никто не будет срывать. Лошадь, почувствовав запах спиртного, стриганула ушами, оттопырив куцый хвост, отхваченный почти под самый корень по случаю изготовления модного дамского шиньона, мягко и смачно зашлёпала на землю. Курицы с чернильными пятнами на спинах метнулись от магазинной завалины под ноги лошади. Мужчина перенёс ногу на солому, оглянулся, желая увидеть свидетелей свершившегося события, но улица по-прежнему оставалась безлюдной. Сорвавшийся с ветки тяжелый последний тополиный лист ударил Витька в согнутую спину и горчичником остался между лопаток.
Тихо катилась телега, стянутые одними проводами столбы, как бурлаки дружно тянули из тумана невидимую баржу. Молодой гусак, решивший показать свою удаль перед гусынями, метнулся к телеге раскрыв в шипении клюв, но выскочившая из-под калитки собачонка, лаем заставила его остановиться и повернуть назад. Вышедшие из магазина мужчины с канистрами, увидели лопнувший ремень, запечатанное бутылочное горлышко, принялись кричать вслед Витьку, мотая руками и поднимая вверх капроновые канистры – им удалось нацедить пива.
НОЧЬЮ В БЕЛОВО
Ветровы ожидали гостей. Должны были приехать из Барнаула старший сын Игорь, отслуживший в армии и освоивший профессию охранника в новом супермаркете и дочь Вера, окончившая пединститут в Бийске, второй год торгующая в киоске пивом и сникерсами. Работа по специальности была, но зарплата выдавалась с огромными задержками и такая крохотная, что молодому специалисту прожить на неё было невозможно. Брат и сестра снимали сначала комнату у старушки на Потоке, а потом арендовали однокомнатную квартиру в малосемейном общежитии. Ветровы как могли, пытались помогать детям. Засадили картошкой и овощами два огорода, весной купили четырёх поросят, а собственный инкубатор вывел тридцать цыплят, которые уже оперились и требовали внимания и корма. Перестройка, давшая свободу перекупщикам, заставила сельских жителей вплотную и серьёзно заняться приусадебным хозяйством. Летом кролики вполне обходились огородными сорняками, а вот свиньи требовали отрубей или дроблёнки. Корова и телёнок с утра отправлялись в стадо, а к вечеру прибывали в загон делиться молоком. Одной водичкой не напоишь, а нужно что-то положить в пойло. Это часть обрата, немного отрубей. Иногда Нина солила коровье блюдо, сыпала горсть-другую жмыха. Нужно думать о зиме, подыскивая доступное топливо – дрова и уголь. А зарплата стала где-то теряться. По полгода где-то крутилась, давая какому-нибудь «бедолаге» дивиденды.
Вырученные копейки за проданное молоко, Нина складывала в банку из-под грузинского чая. Иван навострился коптить крольчатину, выделывать шкурки, а Нина шила шапки и детские шубки. Дочь кое-как доучили, но остановилась она в городе, потому как в деревне работы не стало. Закрылся кирпичный завод, строительно-монтажное управление не работало, но пыталось руководство как-то выжить, распродавая технику и оборудование. Мастерские Сельхозтехники закрывались, растаскивались рамы, растворялись станки, разбирались кирпичные стены. Безработица била тех, кто не знал, куда приложить руки, чем заняться, чтобы прокормить семью и одеть детей, отправляя в школу. В деревнях района положение ещё хуже.. Единственное, куда люди могли устроиться, были колхозы, но они закрывались. Успевшие ухватить технику и лучшие поля, надеялись на крестьянский фарт, умоляя Бога послать дождик, а не град. Новорождённые фермеры залезали в кабалу кредитов, покупали тракторы и комбайны у разорившихся сельхозпредприятий.
Шло время и из трёх тракторов уже не могли собрать один, который бы мог пахать и таскать сеялки. Бросились торговать. У одних это получалось, а другие, получив скромные барыши, начинали шиковать, покупая, что надо, а в основном то без чего можно и обойтись.
И вновь перестроечная разруха легла на плечи женщин. Они стояли на базаре, пытаясь выручить немного денег, которые обесценивались на глазах, чтобы заплатить за свет, за газ, за телефон и за многое другое. Мужики становились обузой, таща из семьи последний мешок пшеницы, чтобы поменять на самогон. Глава семейства, оставшись без работы, пытался наниматься в сторожа, в сучкорубы к тем, кто удачно покупал право на рубку подгорелого леса. Крошечную зарплату пропивал с расстройства, так как жена приносила с базара немного, но больше. Запив на неделю, замерзал где-нибудь или умирал, отравившись ядовитым водочным суррогатом. Нужна была стабильность, а её не было.
Ветровы не испугались нагрянувшей разрухи. Натуральное хозяйство могло быть временным, могло и затянуться на долгие годы. До пенсии оставалось не так уж и много лет, а прежние льготы постепенно «обшелушивали» с сельской интеллигенции, сидящие в креслах у рулей. Жить стало жутко весело.
Ветровы продавали молоко, масло, творог. Иван выкопал овощехранилище, в котором зимовала не только капуста нескольких сортов, но и редька, свёкла, тыквы, кабачки. Что-то ели сами, чем-то делились с поросятами и кроликами. Научился Иван делать вина из яблочек-полукультурок, смородины и малины. А что не успевал выпить с соседями, то попробовал выгонять через простейший перегонный аппарат. Солому, дрова, уголь нужно купить и привезти. Жидкая валюта на деревне не обесценивалась. Для собственного употребления Иван выгонял такую жидкость, которая тянула на восемьдесят градусов согласно показаниям спиртомера. Конечно, он разводил свой продукт до сорока, используя старое варенье или кипяченую воду. Водку производили из импортной дряни, которую нужно было применять совсем не в пищевой промышленности, но в погоне за барышами, это ничего не значило. Поэтому люди перестали покупать спиртное в магазинах, боясь нарваться на «палёнку». Такое имя получили суррогаты. Иван не страдал от отсутствия хорошей водки, но расплачивался с теми, кто оказывал услуги прозрачной жидкостью высокого качества и крепости. За это его уважали и всегда шли, как говорится, навстречу.