Подразделение 000
Шрифт:
Я искренне радовался за напарника, который, несмотря на пронизывающий ветер и плотный снег — зарядами, настойчиво шел впереди Милашки и прорубал пожарным топором проход. От янкеля даже пар шел.
Помня свой печальный опыт на пляже, Боб категорически отказался надеть валенки и утаптывал рыхлый снег домашними тапочками в виде двух зайчиков. Что не помешало ему вывести спецмашину прямо к трехэтажному чуму коренного населения данной местности.
Кутаясь в дубленку с термоподогревом, притаптывая пятками утепленных валенок, я скептически осматривал неказистое
— Обрати внимание Боб, — я обнял за плечи подрагивающего на ветру американца. — Цивилизация повсюду пустила корни. А здесь, в самом центре таежного края, на берегу ужасно холодного океана, как и три тысячи лет назад царит безмятежность и благодать. И цивилизация, хочешь ты этого или не хочешь, ничего поделать не может. Как жили они в трехэтажных чумах с паровым отоплением, с горячей и холодной водой, с газовыми плитами, с асфальтированными площадками для гольфа, с подземным гаражом на восемь машин, с супермаркетом на первом этаже и домом быта на втором, так и останутся жить еще долгие, долгие годы. Ничто не сможет изменить старинный уклад коренного населения. В отличие от нас, они, Боб, свято хранят свои корни. Да.
— А где оленьи стада, — стуча зубами, поинтересовался Боб, пытаясь горячим дыханием отцепить от своих ладоней металлическую рукоятку пожарного топора.
Я окинул взглядом великую тундру.
Чуть в стороне от чума, обтянутого, конечно же шкурами бедных оленей, разместилась среднегабаритная ветровая электростанция. Рядом исправно качал и тут же перерабатывал нефть небольшой заводик. К заводику пристроился крошечный цех по изготовлению легкого трикотажа и зимней одежды. А за чумом виднелись застекленные крыши теплицы и бассейна. Только оленей нигде не было видно в этом дремучей тундре, находящейся на самом краю северного моря.
— Наверно в стойлах, — предположил я. — Или отвезли на дальние пастбища. Боб, да не мучайся ты так. Отойди за Милашку и отогрей топор естественным теплом.
Американец, смущенно пряча топор под полы пижамы, убежал за Милашку. Тут ему не там. Тундра, одним словом.
Из парадных дверей чума вышел человек. С первого взгляда я признал в нем местного шамана. Улыбаться в таких нечеловеческих условиях проживания мог только представитель шаманского культа. Да и по фотографии, присланной мне Директором, все сходилось. Голубые контактные линзы, шорты из оленьей кожи, бубен и обутые на босу ногу лыжи.
— Сюда! Сюда! — закричал шаман, призывно замахиваясь бубном. — Быстро! Быстро!
— Уже, бежим, — глаза закрывались от летящих в лицо колючих снежинок. — А дорожки лень от снега почистить? Подъезд, того и гляди завалит. Милашка, развернись здесь пару раз. Помоги коренному населению справится со снежными завалами. Боб! Отлепился от топора? Тогда быстренько оботри руки снегом, и идем. Народ волнуется.
На крыльце чума мы с Бобом тепло поздоровались с шаманом, который от радости продолжал прыгать и трясти над нами своим дурацким бубном.
— Не опоздали? — сметая с валенок прилипший снег, поинтересовался я.
Но шаман продолжал повторять только: — «Быстро, быстро!».
— Быстрее некуда. Могли бы маяк для ориентира поставить. Где Объект. Больной, то есть?
Шаман ухватился за мой рукав и поволок в чум. Следом запрыгал Боб в сандалиях. Американец, словно воспитанный, закрывал за собой все двери, и расталкивал по углам свалившийся с меня снег. Культурный.
Внутри чума нас встретила большая, дружная семья жителей. У огромного электрического камина на всю стену, прямо на полу, на медвежьих шкурах, расположилось человек двадцать местного населения. Они смотрели по кабельному телевидению очередную серию очередной мыльной оперы, которую нам поставляла Мексика в счет оплаты за брикетный газ.
На цыпочках, стараясь не мешать просмотру душещипательных сцен, мы поднялись на второй этаж. Шаман, все время подталкивающий нас с Бобом в спину, указал на двери, из-за которых не доносилось ни одного крика боли или стона.
— Больной здесь? — Боб на правах отогревшегося второго номера попытался открыть двери, но у него ничего не получилось.
Шаман пощелкал языком, вытащил из оленьих шорт магнитный ключ и засунул его туда, куда обычно засовывают все магнитные ключи. После чего скинул лыжи, и, аккуратно прислонив их в специальные крепления на стене, распахнул перед нами дверь.
Объект лежал на двуспальной кровати производства страны Чехия, укутанный стегаными оленьими шкурами с вышивкой. Вокруг кровати горело не менее тридцати свечек и работало не менее десяти обогревателей.
Сам Объект представлял собой накачанного старика, возрастом в пределах от ста, до ста пятидесяти. Во рту дымящаяся трубка, в скрюченных пальцах пустая банка из-под кваса.
Натянув резиновые перчатки для работы с агрессивными средами, я отогнул край одеяла и поинтересовался у Объекта:
— Ну и на что жалуемся, больной?
Объект ничего не ответил. Даже не захрипел, поэтому я решил сделать то единственное, чему меня научили на занятиях по медицине. Поставить градусник.
— О-го-го, батенька, да вы уже практически мертвы! — рассматривая показания волнового градусника, успокоил я больного. — Второй номер! Как на ваш взгляд, жить будет? А если будет, какие процедуры назначим?
Американец полистал прихваченную с Милашки брошюру по оказанию первой помощи жителям крайнего севера:
— Здесь написано, командир, следующее. Для того, чтобы не допустить смерти умирающего, мы должны согреть его своим телом. Для Объекта это единственный шанс на спасение.
— В кровать к нему залезть? — я строго взглянул на Боба, который слишком доверял литературе. — Запомни, боб. Мы спасатели, а не грелки.
— Но другого выхода-то нет, — наморщил лысину американец. — На моей исторической родине только так спасали альпинистов и разбившихся в горах миллионеров.
— Объект не альпинист, и тем более не миллионер. А что, товарищ, — обратился я к шаману, который никуда уходить не собирался и бессовестно подслушивал врачебные тайны. — Нет ли у вас больного помоложе? И желательно женского пола?