Подруга моей дочери
Шрифт:
— Я хочу уйти, Антон. Дай мне уйти, — проговариваю каждое слово, пока у меня ещё есть силы сопротивляться.
— Уверена?
Нет, нет, чёрт возьми, я не уверена!
Антон пользуется этой паузой, обхватив меня, держит крепко, утыкается в шею, делает вдох. Шепчет:
— Соня… Соня, прости.
В его объятиях я начинаю дрожать, по щекам катятся слезы, он прижимает меня так крепко, что я чувствую, как колотится его сердце. А он наверняка, как моё. Рыдания рвутся наружу, я не хочу, чтобы он слышал их, закусив губу, усилием невероятной
— Я уверена. Пожалуйста, Антон, отпусти меня. Пожалуйста.
Но он лишь крепче прижимает.
— Я никогда ни о чем тебя не просила. А сейчас прошу. Пожалуйста… — голос всё же срывается. Последнее слово говорю слишком тихо. Чувствую, как он не сразу, но разжимает объятия, хватаюсь за ручку двери, как за спасательный круг. Иначе утону.
— Соня, я… — это последнее, что слышу, выбегая из зала.
И я рада, что он меня отпускает. Только радость эта с привкусом горечи.
Потому что я не готова к тому, что могу услышать. Потому что я больше не сдерживаюсь и эмоции не контролирую. Я готова поверить его словам, но боюсь, что за ними не последует никаких поступков. Возможно, его мучает совесть, что он так со мной поступил. Но что дальше? Прогноз неутешительный. Я так и останусь одна со своей болью.
Антон
И все-таки она оказывается в зале. Когда я возвращаюсь туда снова и открываю дверь, вижу, как Соня бьет грушу. Внутри все сжимается, я словно чувствую ее боль. И когда она замирает с громким криком, делаю шаг в зал, еще один, еще. Ноги, как ватные, не слушаются, а взгляда не могу отвести от ее спины. Девушка немного отсраняется и смотрит в зеркало. И я понимаю: будет трудно. Никаких слов не хватит, чтобы выбить прощение. Но я пытаюсь, пытаюсь, пока она просто не убегает.
Догоняю Соню уже на улице, дует сильный ветер, дождь утихает, но все еще падает крупными каплями на мокрый асфальт. Схватив девушку за локоть, резко разворачиваю, отчего она впечатывается мне в грудь. Бросив сумки, поднимает глаза, полные слез:
— Зачем? — почти шепчет. — Зачем ты это делаешь?
Я смотрю в ее глаза. Она должна меня ненавидеть. Ну и пусть, имеет полное право. Я обхватываю ее лицо ладонями и произношу, не отрывая взгляда от карих глаз:
— Потому что я люблю тебя, Соня.
Ее губы начинают дрожать, а в глазах переливается смесь неверия, надежды, страха и… любви? Я прижимаю ее к себе, целую, куда попадают губы: в висок, в волосы, в лоб, глажу спину, которая под моей рукой трясется, потому что Соня плачет. А я держу, не отпускаю, глажу, пока девушка не затихает. А потом снова смотрит на меня, глаза такие темные, что я сразу понимаю: ни хуя она не будет моей.
— Если ты меня любишь, — с трудом произносит, — то отпусти. Мне надо в аэропорт. У меня самолет, Антон.
Мы молча смотрим друг на друга. Она больше не теряется, не плачет, не боится. Она приняла решение. Я киваю.
— Я отвезу тебя, — говорю, подхватывая сумки, иду к машине. Внутри включаю печку, мы успели промокнуть, и Соня явно мерзнет, обхватывая себя за плечи. Она всю дорогу прячет взгляд, глядя в окно, а я молчу. Потому что принял ее решение.
Эпилог Антон
Наношу по груше удар за ударом, сначала монотонно, потом увеличивая размах, и в итоге бью, не жалея сил. Резко, быстро. Концентрируюсь на движениях, отдавая, заряжаюсь энергией ещё больше. Закончив тренировку мощными ударами, тяжело дышу, глядя, как раскачивается груша.
Мне нравится это ощущение опустошенности и одновременного прилива сил. Иду в душ, прохладный, освежающий. Смотрю на время — пора. Женька просила без опозданий.
И уже когда оказываюсь у дверей, накатывает воспоминание.
«Отпусти меня… Пожалуйста».
И внутри сразу же все те чувства, что были в тот момент. Меня тогда порядком потрясло, жизнь умело въебала, показав, какой я на самом деле, вырвала из привычного мира, поменяла навсегда. Только вот слова Сони так и стоят в ушах. Отпусти. Если бы я только мог вернуться в прошлое и что-то поменять…
Осенние сумерки расползаются, смазывая тени зданий, загораются фонари. Вечереет. Порыв ветра бросает мне в лицо пыль, и я поднимаю воротник пальто, прищуриваясь — что-то погода разбушевалась, как и мысли.
Успеваю заехать домой переодеться и подъезжаю к зданию даже чуть раньше, у самого входа на ступеньках сталкиваясь с Игорьком. Жму ему руку, он немного растерян.
— Привет, — усмехаюсь, разглядывая зама с букетом цветов в руках.
— Привет, Антон. Признаться, не ожидал, что твоя дочь меня позовет, — суетится он, а я качаю головой:
— Да, Женя умеет удивлять.
Если раньше я считал, что Игорь к ней предвзято относится, то теперь понимаю: он был справедлив. К счастью, дочь взялась на ум, так что нареканий я не слышал давно.
Мы входим в просторный зал, я с интересом оглядываюсь. Выдумщица Женька решила день рождения превратить в арт-вечеринку. Сказала, будет весело. Я себе представляю.
— Па, ты уже пришел! — подбегает раскрасневшаяся дочь, обняв, целует в щеку.
Я улыбаюсь, в который раз думая, каким же был идиотом. Не только потому, что пропускал важные даты, но и лишал себя этих эмоций столько лет.
— С днём рождения, — прижимаю дочь, целуя в макушку, а когда она отстраняется, протягиваю конверт, наблюдая за реакцией.
— Если это снова карта, то ты очень рискуешь, — хоть и смеется, но смотрит, настороженно.
После той истории Женя отказалась от моих денег и все-таки съехала. Я, конечно, настаивал, но она упорно отнекивалась, пока я не оставил свои попытки. Правда, иногда мы ходим по магазинам, и она соглашается на подарки, шмотки дочь все-таки любит и устоять не может. Качаю головой, наблюдая, как Женька заглядывает в конверт.