Подсадной кролик
Шрифт:
Я рысью проскакала по всему помещению в поисках отважной Розалии. Квартира была пуста. Все говорило о том, что хозяин не возвращался.
«Ну и дела! Что-то наша Розочка загуляла!» — с упорством маньяка я продолжала метр за метром исследовать будуар гостеприимной леди. Результат по-прежнему оставался нулевым. Пришлось опуститься на четвереньки и взглянуть на нижний ярус помещения, то есть под столы, стулья, диванчики и кресла. В такой двусмысленной позе меня застал Ромашка, появившийся на пороге комнаты с котом в руках.
— Ты по-человечески ходить не разучилась? — зевая во весь
Монморанси тоже зевнул, флегматично глянул на хозяйку и ничуть не удивился. Видимо, привык. Весь его вид словно говорил: «Чего еще можно ожидать от этих двуногих тварей!»
— А где Игорек? — продолжал допытываться Алексеев.
— Я тоже хотела бы это знать, — огрызнулась я. — Думаешь, чем я здесь занимаюсь?
— Мне кажется, ползаешь. Но я могу и ошибаться. Ты, возможно, считаешь это утренней зарядкой.
— Это не зарядка, болван! Я ищу твою Розочку!
— Под столиком? — на лице соседа мелькнула слабая тень удивления. Монморанси, не сползая с рук, тоже вопросительно уставился на меня.
Я быстренько привела свое тело в положение прямоходящих и решила приступить к допросу.
— Вам, гражданин Алексеев, придется ответить на несколько интересных вопросов, — подражая моему следователю, я прищурила левый глаз. — Предупреждаю, чистосердечное признание...
— С удовольствием, начальник. Только поесть бы сначала, а, Жень? — Ромашка улыбнулся неотразимой улыбкой. Котик при этих словах заворочался и мяукнул басом, пытаясь, правда, тоже изобразить улыбку на своей кошачьей морде.
— Подхалимы! Снюхались, субчики! — бормоча проклятия всему кошачьему роду и сильной половине представителей приматов я поплелась на кухню. Там быстренько соорудила любимый омлет «дяди Степы», сварила кофе и позвала друзей к столу.
— «Вискаса» нет, — обратилась я к коту, — ешь, что дают.
Мне показалось, что Моська пожал плечами и принялся с аппетитом уплетать омлет, время от времени запивая его молоком. Нетерпеливо постукивая ногой в белом тапке, я ожидала, когда закончится священный ритуал приема пищи, чтобы задать несколько мучавших меня вопросов. Приятели не обращали никакого внимания на мое возбужденное состояние и, не торопясь, пережевывали пищу, стремясь не наносить вреда желудкам.
— Ну, хватит! — рявкнула я и так хватила кулаком по столу, что посуда жалобно звякнула. — Мне нужны объяснения! Первое: как я оказалась в постели с тобой и котом одновременно да еще в полуголом виде? Второе: где, скажите на милость, до сих пор бродит ваша подружка? И третье: когда, наконец, сыщик мирового класса примется вытаскивать меня из того дерь... положения, в которое я попала не по своей воле?! Отвечайте немедленно, иначе...
Я еще раз шмякнула по столу кулаком, чтобы никаких сомнений в серьезности моих намерений ни у кого не оставалось. Бесполезно! Оба типчика равнодушно посмотрели на источник шума и продолжили свою трапезу. Пришлось прибегнуть к последнему, но безотказному оружию. Я уронила голову на руки и заревела во всю силу легких, краем глаза наблюдая за произведенным эффектом. Поспешно проглатывая остатки пищи, Ромка бросился ко мне, своротив по дороге стул. Грохот заставил Монморанси метнуться в комнату и, судя по крикам, занять наблюдательный пункт под потолком.
— Женька, ты прекрати это мокрое дело, слышишь? У меня аллергия на женские слезы. Я покрываюсь пятнами и чихаю, — в подтверждение своих слов Ромашка чихнул, словно Везувий.
Назло ему я зарыдала еще громче.
— Жень, ну чего ты ревешь, ей-богу? Ты вчера заснула в неудобной позе, я перенес тебя на кровать, а чтобы не измять свитер твой шикарный, снял его. Проявил, так сказать, заботу о ближнем.
— Да-а-а, — усиленно размазывала я слезы по щекам, — и рядом лег.
— Так это чтоб теплее было, Жень. Клянусь здоровьем, на твою честь я не посягал и даже не делал попыток, — испуганно сказал Ромка и зачем-то скрестил руки в паху.
С этим вопросом все ясно. Я немного успокоилась, но продолжала нервно всхлипывать, чтобы Алексеев не очень-то расслаблялся.
— А где, интересно, твой возлюбленный дружок? — всхлипнула я жалостливо.
— Жень, не возлюбленный он, господь свидетель. Я, когда тебя... ну... того... короче... раздевал, было уже три часа ночи. Задержалась маленько Розочка, что ж теперь слезы-то лить. Ты вот меня волнуешь своими слезами, а мне, между прочим, сегодня в ночь на дежурство.
Рыдания на несколько секунд прервались, а затем возобновились с новой силой.
— Женька, давай я кофейку приготовлю твоего любимого, а? — озаботился гаишник (или как там сейчас: гибэдэдэшник?).
— Какое дежурство, Ром? Я, можно сказать, уже покойник, подружка твоя провалилась куда-то, а ты спокойно уйдешь стричь купоны с несчастных частников? Жестокий ты человек, оказывается! Вчера над котом издевался, сегодня бросаешь слабых женщин один на один с мафией... И кто ты после этого, скажи, пожалуйста?!
Ромашка недолго подумал и сделал вывод:
— Настоящий мужчина.
— Сволочь ты, а не мужчина, — окончательно успокоилась я, поставив нахала на место.
Настоящий мужчина тихо опечалился. Тень беспокойства за судьбу боевых подруг легла на его лицо.
«Господи, вразуми этого тугодума, наставь его на путь истинный! А уж я-то расстараюсь для тебя! Пять свечек — твои. Согласен?» — если останусь в живых, предчувствую, что вся моя жалкая зарплата уйдет на свечки, сколько уж я их наобещала Всевышнему, и не сосчитать.
Пока я торговалась с небесными силами, Ромка, по всему видно, принял какое-то решение: плечи его расправились, а в глазах появился лихорадочный блеск.
— Хана, — рубанул ладонью воздух помощник, а сама я подпрыгнула на стуле, — эти сутки отдежурю, а потом возьму заслуженные отгулы.
Мыслишки пришли в смятение: значит, сегодня придется поработать одной. С одной стороны, это хорошо — никто не будет сопеть в затылок, а с другой — именно сегодня меня должны лишить жизни. Взгляд непроизвольно метнулся на часы. Четверть одиннадцатого! Скоро придет братишка от организованной преступной группировки и... Что будет дальше, даже мое великолепное воображение не могло предсказать. Как он среагирует на мое отсутствие? Не горькие же слезы будет проливать? И тут на горизонте сознания показался просвет.