Подсадной кролик
Шрифт:
— Степаныч жив? — вспомнила я и про деда.
— Какой такой Степаныч? — удивился Хомяк.
— Дед, который вас отстреливал, чучело бестолковое!
— А хрен его знает! Он вон Кузю подстрелил, так мы дедулю и связали, чтоб, значит, не шарахал из ружья по людям. Чокнутый какой-то старикан, ей-богу! Никак в плен не хотел сдаваться, все танк подзывал!
Кузя, сидевший рядом с Хомяком на переднем сиденье, держался за плечо и иногда постанывал. Молодец, Степаныч!
— Сам ты дурак, Хомяк! Он контуженый. А куда вы меня везете
— Любопытная ты какая! И почему ты сразу не отдала фотоаппарат? Влезла вот, куда не просили, теперь убивать тебя придется. А я что, зверь какой? Мне тоже жалко живого человека в мертвяка переделывать, тем более такую симпатичную девушку!
— Слышишь, Жень, — я состроила глазки Хомяку, — так, может, развяжешь да отпустишь? Мы с тобой можем найти общий язык.
— Звать-то тебя как? — вздохнул он.
— Женька.
— Тезки, значит. Совсем нехорошо. Попадись ты мне в другое время — ох, и закрутил бы я романчик! А теперь... Что уж говорить об этом, только расстраиваться. — Хомяк сник.
— А чего теперь-то, Жень? — не унималась я.
— Кирдык, — бросил Кузя, — и хватит болтать. Приехали уже.
Весьма неловко, приложив пару раз дверцы автомобиля к моей многострадальной голове, Хомяк вытащил меня из машины и забросил на плечо. Вот так, пятой точкой кверху, и внесли мое тело в... «Голубую креветку»! Вот он, значит, где, последний приют усталого путника! Эх, Рома, Рома! Будь я хорошей девочкой, отдай этим негодяям пленку, может, и осталась бы жива. Вышла бы за тебя замуж, научилась бы готовить, стала бы образцовой женой и даже не перечила бы ни в чем! Ну, это я, конечно, загнула, а в остальном — чистая правда. А теперь вот умирать меня несут! Бестолково жила — бестолково и умру. От жалости к собственной судьбе я громко всхлипнула.
— Не реви, — приказал Хомяк.
— Да-а, как же мне не плакать? Убьют меня скоро, а я даже не замужем! Обидно, Жень.
Подивившись такой логике, Хомяк сказал:
— Так это и лучше! Детей-сироток не покинешь, мужа, вдовца безутешного, — тоже. Радоваться должна, а ты ревешь.
— Вот ты и радуйся, а мне чего-то невесело. Пожить хочется еще, просто страсть как! Отпусти меня, а, Хомяк? — с надеждой в голосе обратилась я к носильщику будущего трупа.
Хомяк выгрузил меня в каком-то подвале и, извиняясь, произнес:
— Не могу, Жень! Я лично против тебя ничего не имею. Даже наоборот — ты мне понравилась. Ты уж не обижайся, что я тебя кулаком по голове приласкал. Сама ж виновата, убегать собралась. А Мулла нам с Кузей конкретно сказал, типа, или вы ее привезете, или я вас в бетон укатаю. Выбор-то невелик. И отпустить, сама понимаешь, не могу. Тогда мне самому — кирдык! Ты давай-ка успокаивайся. Я тебя развяжу сейчас и пожевать принесу чего-нибудь напоследок. Только ты без фокусов, договорились?
— Какие уж тут фокусы? — промямлила я, соображая, чего бы отчебучить, чтобы нейтрализовать сострадательного бандита. Даже кирпича нет! И что это за подвал такой нерусский?!
— И ты не сердись на меня, ну, что я тогда убежала! Испугал ты меня очень! Хрясь по столику — и вдребезги! Кто ж выдержит такое зрелище? — я отвлекала Хомяка разговорами, ожидая, пока он освободит меня от веревок.
— Да ладно, чего уж там. Ну вот и все! — распрямился братан. И тут же получил нехилый удар между ног. Глаза Хомяка закатились, а сам он внезапно сделался цвета вареной свеклы и часто-часто задышал.
— Извини, друг! Сам понимаешь, ничего личного! Типа — или я тебя, или Мулла меня. Выбор-то невелик! — цитируя корчившегося от боли бандита, я пробиралась к выходу из подвала. — А ты, Жень, попрыгай на пяточках. Говорят, помогает!
Дав на прощание полезный совет, я ринулась в открытую дверь (какой же непредусмотрительный Хомяк!). Мощный удар в челюсть отбросил меня к стене. Я сползла на пол и удивленно посмотрела на наглеца, посмевшего поднять на меня руку. В проеме стоял улыбающийся Гошка Рыжов! В руках он держал предмет, сильно напоминающий пистолет, и дуло его, между прочим, смотрело прямо на меня.
— Ну, здравствуй, Роджер! Вот и свиделись. Чего это так долго бегала?
— А чего это ты меня догонял, Иуда? — я осторожно погладила скулу.
— Больно? Извини, но ты же опять убежать хотела. Мы и так тебя долго искали.
— Ну, нашли. Дальше что?
— А дальше ты отдашь нам то, что тебе не принадлежит. И все! — Рыжов по-прежнему улыбался.
— Да? И ты меня отпустишь на все четыре стороны? — я с усмешкой глянула ему в глаза.
— С этим как раз проблемы. Понимаешь, Женечка, если бы ты сразу отдала пленку и все, что у тебя просил этот дебил, — он мотнул головой в сторону Хомяка, — может, и отпустили бы. А теперь... — Гошка вздохнул.
— Кирдык, — закончила за него я, — только напрасно стараешься. Нету у меня ни фотографий, ни магнитофона...
— Какого магнитофона? — встрепенулся убийца.
Господи, ну почему у меня такой длинный язык?! Чего стоило промолчать, так ведь нет, влезла!
— Чего молчишь? Лучше тебе не молчать, Женя. Чистосердечное признание... Ну, ты и сама знаешь. Тогда, обещаю, умрешь быстро, — продолжал выпытывать секреты Рыжов.
— Как Славка? — спросила я. — А пошел бы ты... подонок! Тьфу, убийца!
Я смачно плюнула на бетонный пол. Здорово получилось, будто всю жизнь тренировалась! Странное дело, теперь, когда дальнейшая судьба не вызывала сомнений, мне стало гораздо спокойней. Думаю, мои друзья по партизанскому отряду гордились бы хладнокровием боевой подруги перед лицом смерти. Жаль, что лицо это являлось мордой Рыжова.
— Дура! — заорал бывший одноклассник. — Зачем тебе фотографии, объясни?!
— А тебе зачем? А Славку зачем убил? А чем тебе помешала несчастная Розочка? Когда ж ты успел сволочью стать, а, Рыжов?