Подсадной кролик
Шрифт:
Мы подъезжали к нашей конспиративной даче, когда из дома Степаныча раздался грохот и вопль:
— Попались, фрицы недобитые! Ишь, какой танк себе отгрохали. Ну ничего, я вас и в энтом танке уделаю! Сейчас научу, как родину любить! Только ружьишко вот заряжу!
Мы с Ромкой испуганно переглянулись и решили не дожидаться, пока боец невидимого фронта зарядит ружьишко. Машина взревела всеми своими лошадиными силами и рванула вперед. Остановились лишь в конце дачного поселка.
— Женя, ты как думаешь, долго продлится охота? — срывающимся голосом произнес Алексеев.
— Кто ж его знает? Уж сколько лет минуло после войны, а у Степаныча голова никак не проходит. Думаю, так и помрет, героически обороняя дачный поселок от немцев! Контузия — дело серьезное!
— Не хочешь ли ты сказать, что придется ждать, пока он на тот свет отправится? С виду крепенький, даром что контуженый.
— Или сам помрет, или немцы подстрелят... — предположила я.
— Какие немцы, Женя? Тебя тоже контузило, что ли?
Мы могли сколько угодно строить предположения о дате гибели отважного Степаныча, но тут вдалеке показался сам герой с ружьем наперевес. Он ходко трусил в нашу сторону.
— Все! Хана нам и нашему танку. Давай прощаться, Женя! — опечалился Ромка.
— Что ж, прощевайте, Роман Александрович, — я последний раз глубоко затянулась сигаретой и смело вышла навстречу Степанычу:
— Дед, а дед, что ж ты, лихоманец, полено сырое нам притащил?
Степаныч тормознул:
— Как так сырое?
— Да вот так! Всю хату продымили, а проку никакого, — продолжала я отвлекать деда. — Ты, дедуня, не контра, случаем, недобитая?
— Сама ты контра! Я партизан. Красный, — на всякий случай добавил дед, — немцев вот истребляю. Их тут много шастает. Надысь вот, недавно совсем, на танке проехали. Та-акая махина!
— Вон тот, что ли? — я указала на нашу машину.
— Не-е, ваш-то я знаю. Тот поболе был. Да теперь ужо ушел, паразит. Домой пора вертаться, — Степаныч опустил ружье и поплелся обратно.
— Степаныч, давай подвезем. Нам тоже в ту сторону.
— А что? Прокатиться, разве, на танке напоследок? Эх, господа бога в душу мать! Поехали, ребята!
Я с уважением посмотрела на Степаныча: сразу видно человека военной закалки — так завернуть, а?!
Алексеев покосился на неожиданного гостя:
— Куда?
— Домой, сынок, домой! Это хто ж такую махину соорудил? Немцы, что ль?
В общем-то «БМВ», конечно, немцы собирают, но я, опередив Ромку, ответила:
— Не, дедунь, наши, советские постарались! — Мне казалось, что любое упоминание о врагах растревожит душевнобольного деда.
— Молодцы, — одобрил Степаныч и гордо уставился в окно.
На даче нас ожидал сюрприз в виде Михаила. Он резво скакал то на одной ноге, то на другой, пытаясь согреться. Оказывается, опять похолодало, а я и не заметила. Дед Степаныч, кряхтя, вылез из «танка», таща за собой ружье. При виде его Мишка вскинул обе руки.
— Здорово, Михаил! — поздоровался Степаныч. — А меня тута дружки твои на танке катають. Ну, доложу тебе, я такого отродясь не видал! Сушший зверь! Теперя мы с такой техникой погоним отсюда фрицев, как пить дать, погоним. Как там тетка твоя, Кузьминична? Чай, выпишут скоро? Сколько ж можно по гошпиталям шлындать? Ты скажи военврачу, пушшай выписывють. Да передай тетке, мол, Степаныч отряд сколотил, танк, скажи, завел, вертайся скорее, надоть остатних фрицев из лесу гнать. Понял, чай?
Брови Михаила поползли вверх. Он так и стоял с поднятыми бровями и руками, от изумления не произнося ни слова.
— Эх, беда, контуженый паря, оттого и молчить, — с этими словами Степаныч скрылся в своей избушке и уже оттуда крикнул:
— А полено завтра вам сухое принесу!
— Мишка, привет, — обрадовалась я, — а ты какими судьбами? Вроде завтра собирался приехать? Да ты руки-то опусти, Степаныч ушел уже.
Михаил опустил руки:
— Не работает сегодня клуб. Часов в шесть Мулла всех выгнал. По-деловому суетятся ребятки, видать, затевают что-то. Я тетку покормил и сюда. А вы что, в партизаны записались?
— Точно, — засмеялся Ромка, — это вот она все. Дед нас подстрелить хотел, а Женька его уболтала, и, как видишь, Степаныч принял нас в свой отряд. Так что мы теперь красные партизаны! А полено вместо ордена!
— Я согласна на медаль! — поддержала я шутку, и мы вошли в дом.
Вчетвером, к нам присоединился еще и Монморанси, уютно расположились на кухне и принялись анализировать ситуацию.
Мишка настаивал, чтобы мы пошли к его соседу-следователю. Ромка настойчиво предлагал сдаться милиции и пойти в тюрьму, кот безумными глазами смотрел на разгорячившихся ребят, но ничего не предлагал, а просто молча удивлялся таким крутым переменам в собственной судьбе. По правде говоря, я приуныла. По словам моих друзей, выходило, что жить мне осталось совсем немного, что Мулла поднял по тревоге все свое войско и меня ищут по всему городу и его окрестностям. Наконец, Мишка с Ромкой притихли и вопросительно уставились на меня. Пора принимать решение.
— Ну что ж, — протянула я, — раз другого выхода нет... Придется обращаться к Мишкиному соседу. Завтра утречком вы отправитесь к нему. Прихватите фотографии и магнитофонную пленку. Ты, Роман, все ему расскажешь. Все, понял? А ты, Михаил, должен убедить своего соседа не ходить в милицию. Пусть занимается этим делом в частном порядке. Если надо, мы ему хорошо заплатим. Все, мальчики, по койкам. Завтра у вас тяжелый день.
— Женя, а как же ты? — Алексеев жалостливо посмотрел на меня.
— А что я? Не волнуйся, мы со Степанычем отобьемся, если что. Партизан я или нет? — храбро улыбнулась я, хотя на душе скребли кошки. — Вот возьмите. Это снимки, а это магнитофон с записью беседы мэра и Муллы.
Отдав все вещественные доказательства, я собралась подняться в омерзительную розовую спальню, чтобы попытаться заснуть. Громкий крик Мишани меня остановил.
— Рыжий! — Мишка смотрел на фотографию и хлопал глазами. — Точно он! Все время возле Муллы трется!
— Где? — в один голос воскликнули мы с Алексеевым.