Подставные люди
Шрифт:
Мое внимание привлек синий спортивный двухместный автомобиль. Таким обычно дают название рыбы или рептилии, под капотом у него двигатель объемом от 350 до 425 кубических дюймов, и предназначены они не для поездок по городу, но для марш-бросков по автострадам со скоростью двести миль в час.
Автомобиль двигался медленно: то ли водитель хотел припарковаться, то ли искал подружку на вечер. Теперь все зависело от точности расчета и удачи.
— Если он будет трезв, — говорил Падильо, — и у него нормальная реакция, все пройдет как надо.
Автомобиль отделяли от подъезда сорок футов, по моим прикидкам двигался он со скоростью двадцать
Мужчина застыл, освещенный фарами, пусть на какую-то долю секунды, но тот, кто следил за подъездом из парка, успел выстрелить дважды. В Падильо он не попал, а тот уже бросился к правой дверце и дернул за ручку. Дверца, запертая изнутри, не поддалась, а автомобиль тронулся с места: водитель явно не желал участвовать в перестрелке. Звякнуло стекло: Падильо разбил ее рукояткой пистолета, дверца открылась, Падильо прыгнул на переднее сиденье, и автомобиль рванулся вперед, словно вылетевший из пращи камень.
— Пора, — повернулся я к Кассиму и Скейлзу.
Я услышал еще два выстрела, наверное, тоже из парка, но не стал смотреть, кто и куда стреляет. Вместо этого отошел на двадцать футов, глубоко вдохнул и начал разбег. Восемь футов темноты, что разделяли два здания, равнялись для меня олимпийскому рекорду в прыжках в длину, и я напоминал себе, что толкнуться надо правой. Места для шага правой не хватило, так что толкнулся я левой и проведя в полете пару часов, приземлился на шершавый рубероид крыши с запасом в добрых шесть футов.
Повернулся и поспешил к краю, чтобы подхватить Кассима или Скейлза, если их прыжки окажутся не такими удачными, как мой. В темноте я различал их силуэты, но они еще не приняли спринтерскую стойку. Стояли лицом к лицу, и один из них хныкал. Король. Он не хотел прыгать и говорил об этом Скейлзу, сначала по-английски, потом по-французски. Я увидел, как поднялась правая рука, услышал звук пощечины.
Хныканье разом прекратилось, и низенькая пухленькая фигурка затрусила ко мне. Я уж подумал, что ему никогда не преодолеть эти восемь футов, но он сумел набрать скорость, «попал в толчок» и взмыл в воздух, отчаянно махая руками и ногами. Упал Кассим в шести дюймах от края крыши, я схватил его за руку и оттащил на пару футов. Он вновь захныкал.
Я же повернулся к Скейлзу. Разбегался он нормально, но никак не мог решить, с какой ноги толкнуться, а потому не прыгнул — просто сбежал в расщелину. И лишь руками сумел ухватиться за край крыши. Я тут же вытащил его на рубероид, и несколько мгновений он лежал, приходя в себя.
Я же побежал к торцу здания, чтобы посмотреть, что делается на улице. Мужчина выскочил из парка и помчался к подъезду дома, который мы только что покинули. Мне понравилась легкость его бега. Даже с высоты семи этажей я узнал Амоса Гитнера.
Я вернулся к Кассиму и Скейлзу. Король более не хныкал, но смущенно улыбался, стыдясь проявленного малодушия. Я не счел нужным подбодрить его какой-нибудь лестной фразой, вроде «как хорошо вы прыгнули», ограничившись: «Гитнер уже в доме».
Скейлз, который сидел на крыше, разглядывая порванный рукав пиджака, поднялся.
— Костюм порвался, — вздохнул он.
— Когда король получит деньги, он купит вам новый, — успокоил я его. — Пошли.
Скейлз повернулся
— Извините, что пришлось вас ударить, ваше величество, но, учитывая обстоятельства... — он не закончил, ибо, при всей своей учености, не мог найти благовидного предлога, дававшего ему право отвесить оплеуху царственной особе. — Вы очень хорошо прыгнули, — тихим голосом добавил он.
Кассим просиял.
— Спасибо, Скейлз.
— Пошли, — повторил я.
По крышам мы перебрались на дом, занимающий угол Эй-авеню и Девятой улицы. Спустились по пожарной лестнице на тротуар. Зашагали по Девятой, держа курс на площадь Купера. Я постоянно оглядывался, но увидел его лишь когда мы уже вышли на площадь. Бежал Гитнер быстро, а потому я крикнул королю и Скейлзу: «Прибавьте шагу». Они буквально скатились по лестнице, ведущей в подземку. Гитнер пересекал улицу, когда я преодолел три последних ступени. Бросил жетоны, которыми снабдил меня Падильо, в прорези автоматов. Далее не оставалось ничего иного, как ждать следующего поезда.
На наше счастье, он появился мгновение спустя, остановился, мы прыгнули в вагон. Я обернулся. Гитнер бежал к автоматам с жетоном наготове. Проскочил автомат, полетел к поезду. Двери начали закрываться. Медленно, слишком медленно. Гитнер уже у вагона, ухватился за двери, пытаясь их раздвинуть. Но они закрылись. Мы стояли и смотрели друг на друга, пока поезд не тронулся с места.
Никто из нас не помахал на прощание рукой.
Дом стоял на Шестьдесят четвертой улице, чуть восточнее Пятой авеню, двадцать этажей светло-бежевого кирпича, покрытого городской грязью. Он не отличался от других многоквартирных домов, строившихся в Нью-Йорке в двадцатых и в начале тридцатых годов, если не считать стальных решеток, закрывающих все окна на первых четырех этажах.
Да и в вестибюле нас встретил не привычный мужчина средних лет, но трое крепких двадцатипятилетних парней, которые все делали сообща, даже открывали дверь. Вернее, за ручку тянул один, второй пристально оглядывал улицу, а третий внимательно смотрел, кто входит, а кто выходит. Причем двое последних держали правую руку в кармане синей униформы, и не составляло большого труда догадаться, что их пальцы при этом сжимают рукоять пистолета.
Выйдя из подземки на «Гранд Сентрал», мы сменили три такси и лишь последнему водителю назвали нужный нам адрес. Первый из троицы открыл нам дверь, второй оглядывал улицу, дабы убедиться, что никто не собирается в нас стрелять, а третий следил за нами на случай, что мы выкинем какой-нибудь фортель.
— Мистер Маккоркл? — спросил тот, что открыл дверь.
— Это я, — с этими словами я наклонился к окошку, чтобы расплатиться с водителем.
— Мистер Падильо ждет вас в холле.
— Благодарю.
Тот же охранник открыл и дверь холла. Король вошел первым, Скейлз — за ним, я — следом, а замкнули колонну два охранника без ключа. К входной двери они вернулись лишь после того, как Падильо дважды кивнул, показывая, что я тот, за кого себя выдаю.
Он стоял в центре большого зала, начисто лишенного стульев, кресел, удобных диванчиков. Лишь восточные ковры на полу стоимостью семьдесят пять тысяч долларов да четыре или пять картин, которые не затерялись бы и в «Метрополитен», по стенам. Был, правда, письменный стол, обычный современный стол, с шестью отверстиями в торцевой панели, достаточно большими, чтобы через них проскочили снаряды со слезоточивым газом. Искать камеры внутренней телевизионной сети я не стал.