Подумай дважды
Шрифт:
Лаврентий остановился перед Симой, прошелся по ней взглядом и невозмутимо поинтересовался:
— Как парень?
Сима вздохнула и ответила:
— Оперируют.
— Что-то долго. Кто здесь теперь главврач?
— Не знаю. Папа, думаю, не стоит впутывать в это начальство. Они делают все, что необходимо.
— Значит, будут делать еще лучше.
У Серафимы не осталось сил на спор с отцом, и она промолчала. Радовало лишь то, что Кеша, маячивший за спиной Симакова, ничего не комментировал. Он тоже оглядел Серафиму и отправился к девочкам. Лаврентий осмотрелся, видимо, в поисках подходящей кандидатуры для того, чтобы
— Операция прошла удачно. Пулю мы должны отдать следователю.
Сима кивнула. Ей стало немного спокойнее на душе, но она очень хотела видеть Бритта. Пуля интересовала ее меньше всего.
— К нему можно?
— Вы ему кто?
Сима не сомневалась ни мгновения, прежде чем ответить. Ее совершенно не волновало, что подумают свидетели этого разговора.
— Жена.
— Седьмая палата.
— А когда можно забрать его домой?
— Денька через два-три. Понаблюдаем. Поколем антибиотики, обезболивающие.
— Спасибо, доктор.
— Это моя работа.
Бритт повернул голову, когда она вошла в палату, и улыбнулся.
— Я думала, ты спишь.
— Нет, как видишь. Я ждал тебя.
Сима взяла стул и села рядом с койкой. Потом поднялась и поцеловала его. Он удержал ее голову здоровой рукой, сделав поцелуй более глубоким и интимным. Сима и не думала отстраняться. После того, как она озвучила перед всеми свои планы, Серафима больше не собиралась смущаться и стыдиться своих чувств.
Когда Егор отпустил ее губы, Сима села рядом с ним на кровать и сжала его здоровую руку в ладонях. Они молча смотрели друг на друга и не могли насмотреться. Всклокоченные темные волосы, изогнутые в легкой улыбке губы, легкая щетина и голая загорелая грудь с белой повязкой на плече делали Егора похожим на разбойника. Очень довольного, хоть и раненого.
Сейчас он очень напоминал прежнего Бритта — молодого и немного диковатого, но неимоверно притягательного. Поглаживая длинные мужские пальцы, Серафима думала о том, что если бы она не поторопилась с выводами много лет назад, хорошенько подумала и не оказалась слишком гордой, то этот мужчина уже давно мог принадлежать ей. Ведь все эти годы она любила только его. А после того, как он закрыл ее собой от пули, Сима не сомневалась, что и он любит ее не менее сильно.
— О чем ты мечтаешь, Бритт?
— О тебе.
Симу порадовал его ответ, но она решила скрыть это за шуткой.
— Уверен? Может, ты имел в виду еду?
Он рассмеялся.
— Это потом. Вначале — ты.
— Понятно.
— А ты? О чем мечтает Серафима Симакова?
Она подняла руку и ласково провела пальцем по его губам.
— Серафима Симакова больше всего на свете мечтает стать Серафимой Бриттовой.
Эпилог
Ее желание исполнилось спустя полтора месяца.
За это время многое произошло. Сима и Кеша оформили развод. Несмотря на обоюдное согласие, им пришлось подписать множество разных бумажек и пройти через заседание суда — почти формальное, но все же. Они очень переживали, как отнесется к этому событию Юленька. Дочь молчала несколько дней, кивала, когда они уверяли ее, что Кеша будет навещать ее так часто, как только сможет. Сима не могла понять, что Юля думает на самом деле.
— Мамочка, папа Саши и Маши вообще к ним не приходит. Так что мне повезло.
Сима так и не придумала, как прокомментировать подобное замечание, и поэтому промолчала.
Несмотря на недовольные взгляды и постоянное ворчание Симакова, после выписки из больницы Егор поселился в их доме. В его квартире все еще шел ремонт, а влюбленные не хотели расставаться. Теперь Лаврентий величал свои роскошные апартаменты коммуналкой, но никого не выпроваживал. Сима подозревала, что неожиданная толерантность с его стороны, скорее всего, вызвана чувством вины. Еще бы, тертый калач Лаврентий Симаков не сумел просчитать поведение Крамаря, в результате чего его чуть не лишили дочери. Конечно, это никто не обсуждал, во всяком случае, в пределах дома, но фантом Аркаши периодически проявлял себя — внезапной тревогой, недосказанностью, воспоминанием о похищении Юли и ужасной сцене на даче.
Следствие по делу Крамаря еще не закончилось. Аркашу не признали сумасшедшим, поэтому ему грозил немалый срок. Их всех, кроме детей, вызывал следователь для дачи показаний. С этим приходилось мириться, но настроения такие посещения не прибавляли. Пожалуй, тяжелее всех пришлось Марьяне. Каждый раз после подобных разговоров она возвращалась бледная и уставшая, а затем тихо плакала в гостевой комнате, которую уже никто не называл таковой. Но рядом с дочерьми Марьяна старалась выглядеть бодрой и веселой. Серафима восхищалась мужеством этой хрупкой женщины.
Состояние Эллы Грибовой так и не улучшилось, и она все еще находилась в больнице под присмотром врачей. К сожалению, они не могли ничего гарантировать. Более того, высказывали крайне неблагоприятные прогнозы. Так что Кеша все чаще задумывался об усыновлении Адама. Старшие Грибовы полностью поддерживали его в этом решении и даже планировали приехать, чтобы понянчится с долгожданным внуком.
Что касается самого Иннокентия, то каждое его третье, если не второе, предложение было об Адаме. Когда у малыша начались детские колики, он заявился к Симаковым расстроенный и невыспавшийся и пожаловался, что сам страдает от болей в животе, причем в одно время с мальчиком. Он перевозил в свой дом всех известных педиатров города и перерыл весь Интернет в поисках лучшего рецепта от этого недуга. Сима могла только предположить, что будет, когда у Адама начнут резаться зубки.
Лора по-прежнему почти целые дни, а иногда и ночи, пропадала на фотосъемках, зарабатывая деньги. В тот страшный день, когда Крамарь угрожал Симе пистолетом, она примчалась в больницу и выудила у подруги все, что та сумела рассказать. Теперь Лора звонила Серафиме чаще и пару раз вытянула ее на чашечку кофе, когда рядом не было Егора. Закадычная подруга, как никто другой, умела ее рассмешить, что в свете последних событий оказалось весьма кстати.
Бритт, как деятельный мужчина, не смог высидеть в доме больше недели. Он оказался довольно капризным пациентом, хоть и старался сдерживаться. Сима строго придерживалась предписаний врача и лишь улыбалась, когда Егор возмущался навязанным режимом. Тогда он удивительно напоминал маленького мальчика. А разве можно сердиться на больного ребенка?