Подвал
Шрифт:
Присутствия кого-то чужого, враждебно настроенного, он не замечал до самого последнего момента. То есть до тех пор, пока его не сбил с ног сильнейший удар. Смех, раздался смех. Вера была в комнате. Сетка на кровати скрипнула. Саша посмотрел туда, но никого не увидел.
– Тебя будут иметь шваброй. Наденут гондон и… Зачем гондон? Ты же и есть гондон. Они тебя наденут на швабру. Потом по очереди дадут в рот…
– Заткнись! Заткнись, дрянь! Ты же мертва! Ты не можешь мне угрожать! Ты ничего не можешь мне сделать!
Девушка появилась справа и шепнула на ухо:
– Ты для себя сделал все сам.
Он повернулся к ней, но она исчезла.
– Ты родился гондоном.
Теперь она сидела
– А раз ты таким родился…
– Заткнись!
Она снова исчезла.
– Заткнись, пожалуйста, – захныкал Саша. – Я не хочу это слушать.
Вера стояла за его спиной.
– У тебя только один выход. Ты должен тихо лежать в упаковочке, иначе рискуешь быть использованным.
– Я не хочу… Я не хочу это слушать!
Саня закрыл руками уши и начал раскачиваться из стороны в сторону.
– Тебя будут опускать каждый день, макать головой в унитаз, мочиться на тебя…
Он упал на колени и зарыдал.
– Нет! Не хочу! Я не хочу это слушать!
Вера появилась перед ним. В руке у нее был молоток. Сашка понял, она хочет отомстить. Радостная, но глупая мысль пробежала где-то на задворках сознания. «Меня не посадят». Он попытался убрать руки от головы, но они будто приросли к ушам. Саша в панике задергался.
Девушка подошла ближе. В другой руке у нее было два гвоздя. Сотка или стопятидесятка. Она приставила острием к руке гвоздь и ударила по шляпке молотком. Жуткая боль пронзила тыльную сторону ладони. То же самое она проделала и со второй рукой. А потом он услышал хруст ломаемой кости. Гвоздь, пробив барабанную перепонку, вошел в голову. Странным образом Саша был обездвижен, но все еще жив. Гвоздь убил его еще до того, как коснулся серого вещества.
Дима дернулся. Наверху что-то упало. Ящик с инструментом или гвоздями. Дима посмотрел на монитор. Вдохновение ушло. Черт бы побрал того, кто там лазает. Вдруг эта мысль ужаснула его. Кто может там лазить среди ночи? Ящик с гвоздями не сдует сквозняком. Он пожалел, что не взял с собой кочергу. Он скоро повесит себе на пояс кочергу и будет ходить с ней по деревне. Будет этаким деревенским дурачком. Все к тому и идет. Призраки, насильники и убийцы, три обезьяны и дверь в полу.
Сысоев встал и пошел к лестнице. Каждый его шаг отдавался болью в голове. Не надо было пить с этими придурками. Он высунул голову из проема и осмотрел сарай. Ящик валялся у кресла, гвозди и саморезы были рассыпаны рядом. Его могла свалить чья-нибудь кошка. Дима поднялся наверх. Подошел к ящику, махнул рукой и пошел к двери. Становиться на четвереньки и собирать это барахло ему хотелось меньше всего. Что бы с удовольствием он сейчас сделал, так это выпил бы баночку пива. В холодильнике его как раз ждала парочка покрытых испариной жестянок.
Дима выключил свет. Еще раз обернулся на ящик, потом посмотрел на дверь в подвал. Почему-то он все еще ждал подвоха от двери в полу. Точнее, не совсем от нее. Он все время ждал, что оттуда выйдет кто-нибудь. Но нет, сегодня у призраков были какие-то другие дела. А у него только одно – выпить пива. Он вышел во двор. Зевнул и только теперь понял, что очень хочет спать. Так что пиво могло и подождать до завтра.
Дима, не раздеваясь, лег на застеленный диван. Он провалился в сон, как только коснулся подушки. И практически сразу же ему приснилась мама. Она плакала. Он почему-то ее такой и запомнил. Может, потому, что он ее и доводил до такого состояния. Дима, учи уроки. Не хочу. Дима, сходи в магазин. А на конфеты дашь? Дима, почисть зубы. Я вчера чистил. Димочка, вставай в школу. Да что мне с твоей школы? И так далее, и все в том же духе. Да лучше б ты с отцом тогда погиб. Нет, она так не говорила, но Дима читал это в ее глазах. И наверняка,
– Сынок, ты сказал об этом папе?
Мальчик опустил голову и всхлипнул.
– Зачем?! Зачем, дрянной мальчишка?!
Дима молчал.
– Он же теперь убьет меня.
– Нет! – Дима поднял большие полные слез глаза на маму. – Нет! Он не убьет. Он никого не убьет. – Он не выдержал и зарыдал.
– Убьет, – тихо сказала мама.
Потом сон помутнел. Либо это слезы застилали глаза, но Дима видел только силуэты. Один силуэт (отец?) все время бегал перед глазами.
– Я решила от тебя уйти, – кротко сказала мама, будто не разрывала с мужем, а только спрашивала у него на это разрешение.
– Чего тебе не хватает?! Шлюха! Отвечай!
Женщина только пожала плечами. Отец сделал резкий выпад в ее сторону. Раздался громкий шлепок, и мама заплакала. Дима вжал голову в плечи. Ему тоже хотелось плакать. Ведь это он виноват в том, что папа сейчас бьет маму. Он рассказал ему, что они собрались убежать с мамой от него. Он не предатель, просто отец спросил, а Дима не смог солгать.
Отец схватил маму за волосы и начал таскать по комнате. Она смиренно висела у него на руке.
– Хватит! – взревел Дима. Он даже присел от собственного голоса не пятилетнего пацана, а мужчины тридцати пяти лет.
На лице отца читался страх. Он отпустил мать.
– Ах ты, сукин сын! Ха. – Отец хохотнул, и страх из глаз ушел. Его заменила ненависть. – Как метко. Сукин, – он показал на мать, – сын, – ткнул пальцем в Диму. – Ты на отца будешь голос повышать?
Дима знал, что это сон, но все равно боялся. Как тогда. Сейчас было все, как тогда.
– Ну-ка, пойдем, прокачу.
Он схватил Диму за руку и поволок к двери.
– Ты, сука, еще пожалеешь!
Когда отец запихивал его на заднее сиденье, Дима понял, что описался. А когда они выехали навстречу «КамАЗу», он проснулся.
Запах мочи был невыносимым. Дима встал. Он плохо понимал, где находится. Посмотрел в окно. На улице уже рассвело, но было пасмурно. Он принюхался. Мочой пахло от него или от дивана, на котором он сидел. В любом случае это значило только одно: он обмочился, как несмышленый ребенок.
Дима искупался и переоделся. Солнце начало проглядывать из-за туч, но настроение лучше не становилось.
Телефон зазвонил, когда Дима уже сидел в сарае, поглядывая на дверь. Все-таки он считал, что она таит в себе какую-то опасность. Дима начал связывать ее открытие и прояснения в голове. Если раньше об аварии он мог вспомнить только, что отец погиб и поэтому машины зло, то сейчас у него было кое-какое представление о том дне. И самое неприятное, конечно, было то, что Дима, похоже, на хрен никому не сдался. Все были заняты выяснением отношений. О Диме вспомнили, когда папа захотел отомстить маме. Неплохо так отомстить. Убить ребенка, и дело с концом. Ну, как говорится, на что ума хватило. Кто-то ссыт тебе в постель, а кто-то хочет тебя убить. И тут до Димы дошло. Если здесь действительно произошло убийство, а не самоубийство, то кто-то захочет и его убить. Их трое (теперь он был уверен – причастных к убийству трое), и хотя бы одному из них на ум может прийти такое простое решение.