Подвиг 1988 № 06 (Приложение к журналу «Сельская молодежь»)
Шрифт:
Проявив огромное терпение и настойчивость, Л. Спота проник все-таки в таинственный дом и познакомился со странным его обитателем. Тот поначалу отрицал какую бы то ни было связь с Б. Травеном, но потом, когда журналист познакомил его с собранным им досье расследования, признался, что он — двоюродный брат Травена, который болен и, стремясь к полному уединению, живет в Швейцарии. Хозяин домика сказал, что его фамилия Торсван и он давно служит своему кузену в качестве доверенного лица и личного секретаря.
Луису Спота удалось тайком сфотографировать Торсвана, и этот снимок вместе с сенсационной статьей появился в 1948 году в журнале «Маньяна». В тот же день в пригостиничный парк в Акапулько бросились другие журналисты, чтобы «взять след» Травена, обнаруженный их коллегой из «Маньяны».
Но след оборвался. Журналистам сообщили, что буквально тотчас же после опубликования сенсационной статьи и фотографии Торсван отказался от сейфа в «Банко де Мехико» и покинул уединенный домик в Акапулько. Исчез бесследно. Но через несколько дней в одной из газет Мехико появилась его статья, в которой говорилось, что сам Б. Травен покинул Мехико в 1930 году «из-за серьезных недоразумений с властями и некоторыми частными лицами».
Но почему же, живя в Европе, он ведет всю свою деловую переписку через Мехико? Это Торсван объяснил в своей статье тем, что таким образом Б. Травен пытается создать у издателей впечатление, что он продолжает жить в гуще описываемых им событий.
Вторым из множества «генеральных уполномоченных» Б. Травена, которого журналистам удалось не только выследить, но и сфотографировать, оказался некий Холл Крове, имя которого с указанием, что ему принадлежит право на переиздание произведений Б. Травена, давно уже появлялось на титульном листе книг таинственного писателя. После второй мировой войны, когда Б. Травен дал согласие на экранизацию своих романов, Холл Крове вел за него и все дела с киностудиями и даже выступал при этом в качестве сценариста.
Фоторепортер подстерег Кровса в Гамбурге, куда тот приехал на кинопремьеру очередной экранизации романа Травена. И когда эту фотографию сличили с той, что была сделана в домике, где жил отшельник гостиничного парка в Акапулько, стало ясно, что Торсван и Крове — одно лицо. К тому же в книге посетителей гамбургской гостиницы, где нужно было предъявлять паспорт, Крове зарегистрировался под фамилией Торсван. Вместе с ним там была и его жена — Роса Элен Лухан, имя которой вместе с Торсваном и Кровсом стало значиться в списке тех, кто имел право на переиздание книг Б. Травена.
Много любопытного узнали те, кто занялись исследованиями родственных и дружеских связей этой дамы, оказавшейся сестрой Эсперанцы Лопес Матеос, бывшей официальной переводчицы произведений Б. Травена и распорядительницы одного из его банковских счетов. Выяснилось, что к тому же узкому кругу людей, явно связанных с Б. Травеном, принадлежала и Мария де ла Люс, хозяйка гостиницы и парка в Акапулько.
Итак, в результате многолетних расследований круг доверенных лиц Б. Травена был определен, но к центру этого круга, к самому писателю-невидимке не удавалось пробиться никому.
Значительная часть «охотников» за Травеном избрала в своей деятельности совсем иной путь, чем Луис Спота и ему подобные. Они никуда не ездили и пытались «вычислить» писателя-неви-димку, исследуя тексты его произведений. Веру в правильность выбранного пути они черпали и из заявления Эсперанцы Лопес Матеос, которая неоднократно подтверждала, что все книги Б. Травена автобиографичны, что он писал только о том, что сам лично видел и пережил.
Анализируя роман «Сборщики хлопка», исследователи пришли к заключению, что такое мог написать лишь тот, кто сам работал на плантациях в глуши мексиканских джунглей, и что выведенный в романе бродяга американец Гейл — это, судя по всему, — сам Бруно Травен. Тем более что сам писатель говорил: «Я не могу просиживать штаны. Я должен бродить по свету».
И в романе «Корабль смерти» тоже изображен такой бродяга. Автобиографичность произведения сквозит и в абсолютной точности описываемых деталей морского быта, которые может знать только человек, немало поплававший на торговых судах у берегов Европы и обеих Америк.
Еще до сенсационного открытия Луиса Спота в гостиничном парке Акапулько исследователи текстов Б. Травена обнаружили, что географически маршруты странствий его героев часто совпадают с путешествиями по стране известного в Мехико фотографа и исследователя быта мексиканских индейцев, обитателей тропических лесов, имя которого — Торсван.
Еще один Торсван! Круг, в центре которого был Б. Травен, становился все уже.
Ближе всех к его центру пробился литературовед из Лейпцига Рольф Рекнагель. В то время, когда десятки других охотников за Бруно Травеном буквально «прочесывали» Мексику и Швейцарию, он с куда большим успехом проделывал то же, не выходя из своего кабинета. Там он тщательнейшим образом штудировал как произведения Травена и его редкие выступления, так и все, что сообщали другие о результатах поиска писателя-невидимки. Именно Рекнагелю принадлежала весьма обоснованная версия о том, что фотограф из Мехико Беррнк Торсван и писатель Бруно Травен — одно лицо.
Но это свое открытие Рекнагель сделал уже позже. А начало его исследованиям положила совсем другая работа. Изучая историю литературы периода Баварской советской республики 1918 года, он средь хорошо известных ему имен вдруг стал встречать совершенно незнакомого ему писателя, стиль которого удивительно напоминал любимого Рекнагелем Травена. Имя этого литератора — Рет Марут.
Статьи и рассказы под этим именем начали появляться в немецкой печати еще до первой мировой войны. А с сентября 1917 года он стал издавать журнал «Цигельбреннер», что в переводе означает «человек, обжигающий кирпичи». Рет Марут был в нем на все руки — и издателем, и редактором, и корреспондентом.
С первых же номеров журнал четко определил свою позицию решительного сторонника революционных преобразований, защиты интересов рабочего класса и противника несправедливостей буржуазного государства, капитализма и милитаризма. Во время кильского восстания военных моряков, положившего начало революционному взрыву в Германии 1918 года, Рет Марут прямо определил свою позицию сторонника диктатуры пролетариата. С первых же дней Великой Октябрьской социалистической революции он восторженно приветствовал победу русского пролетариата. «Раньше, — писал Рет Марут, — я надеялся, что свет, который озарит мир, родится в Германии. Я очень хотел этого. Но он зажегся в России».