Подвиг адмирала Невельского
Шрифт:
Повышение в звании не ослабило чувства горькой обиды. Близорукость, самоуверенность и тщеславие Муравьева раздражали Геннадия Ивановича. С его складом ума и характером он не мог допустить и мысли, что личные отношения (а ему уже были совсем ясны истинные мотивы поведения Муравьева) могут взять верх над соображениями государственной необходимости.
Но проходил месяц за месяцем, а от генерал-губернатора все не было указании.
Ожидая ответа, Невельской не терял времени. Он продолжал свою работу. Под его руководством в устье Амура возводились мастерские для ремонта судов, лазареты, жилые помещения. Он запасал продукты, скупая
Геннадий Иванович заботился также и о моральном состоянии людей на зимовках. Чтобы команды не скучали, он приказал устраивать вечера, которые мы сейчас назвали бы вечерами художественной самодеятельности, пляски, катания с гор, фейерверки и иллюминации.
Так, в трудах прошла еще одна зима. Утихли метели. Побурел лед на Амуре. Седьмого мая он стал с грохотом ломаться, а на следующий день тронулся, открывая главный фарватер.
Наступила весна 1855 года.
В тот день, когда тронулся лед, от Муравьева пришло письмо. Оно было сухо, лаконично. Генерал-губернатор сообщал, что ранней весной в залив Нангмар прибудут семьи защитников Петропавловска и поэтому начальнику Амурской экспедиции надлежит позаботиться об их размещении.
Долгожданное письмо Муравьева потрясло Генна-
дия Ивановича. Теперь все было ясно- генерал-губернатор упорствует в своем решении защищать Петропавловск. Невельской сделал все, что было в его силах, чтобы убедить Муравьева отказаться от этого нелепого и чреватого большими опасностями решения. Теперь ему уже ничего не оставалось делать.
Скрепя сердце Геннадий Иванович приступил к выполнению полученного приказания. Двое суток трудились люди, вырубая вмерзший в береговой лед небольшой катерок. Затем его перетащили вручную через лед на открытую воду. И Невельской тронулся в путь в Мариинское, а затем в Нангмар.
Верстах в двадцати от Николаевска Геннадий Иванович встретил нарочного с донесением из залива Нангмар. Оказывается, туда уже прибыли транспорты «Двина», «Иртыш» и «Байкал». Вслед за ними шли фрегат «Аврора» и корвет «Оливуца» со всеми людьми и имуществом Петропавловска. И самое главное — по распоряжению генерал-губернатора, Петропавловский порт снят и должен быть сосредоточен в Николаевске.
Геннадий Иванович не испытаа торжества, получив это известие. Сердце его уязвило чувство горечи и незаслуженной обиды. Такого пренебрежения к себе со стороны Муравьева он не ожидал. Генерал-губернатор даже не счел возможным соблюсти элементарный такт и лично известить его о перемене своих планов. Видимо, он не мог простить Невельскому его правоту, которую наконец вынужден был признать.
Но сам Невельской был выше всего этого. Самое важное для него заключалось в том, что теперь жизнь людей и русский тихоокеанский флот будут в большей безопасности. И он поспешно продолжал свой путь. Тринадцатого мая, проваливаясь по пояс в рыхлый снег, мокрый, изнуренный, Невельской пришел в залив Нангмар.
Тотчас по его прибытии начальник Камчатки, контр-адмирал Завойко, собрал на борту корвета «Оливуца» военный совет. Кроме Завойко и Невельского, явились командир фрегата «Аврора» — капитан 2-го ранга Изыльметьев, командир корвета «Оливуца» — капитан 2-го ранга Назимов и бывший участник Амурской экспедиции Чихачев, назначенный в чине капитан-лейтенанта командиром военного транспорта «Двина».
Открывая совет, Завойко сообщил Невельскому, что девятого мая к заливу Нангмар приблизились три английских военных корабля. Они произвели рекогносцировку залива и, сделав несколько выстрелов, ушли на юг. Несомненно, это был авангард англо-французской эскадры. В любой момент может появиться вся эскадра. Поэтому Завойко и собрал военный совет, чтобы обсудить создавшееся положение.
На столе лежал большой лист. Каждый из присутствующих, высказав свое мнение, коротко записывал его на этом листе. Высказывались по старшинству в чине, начиная с младшего.
Первым говорил и записывал свое мнение Чихачев. К нему присоединились Назимов и Изыльметьев. Они считали необходимым отстаиваться в заливе Нангмар до той поры, пока не вскроется ото льда Амурский лиман, а затем войти в него. Если же неприятель нападет раньше, бороться с ним до последней возможности. При неблагоприятном исходе — взорвать корабли.
Завойко одобрительно выслушал командиров трех судов, после чего предоставил слово Невельскому.
— Нет, — решительно сказал Геннадий Иванович, — дальнейшее пребывание судов в заливе Нангмар приведет к неминуемой их потере. Надо немедленно покинуть Нангмар и следовать на север под прикрытием береговых батарей. А затем, когда вскроется Амур, идти в Николаевск.
— Но если противник, не обнаружив нас в Нанг-маре, тоже поднимется на север? — спросил Завойко.
Невельской улыбнулся:
— Противник не знает истинного фарватера. Прежде чем он доберется до нас, ему придется встретиться с негостеприимными мелями, банками и противными течениями. К тому же, заключения знаменитых Лаперуза и Браутона о пресловутом перешейке еще не стерты с морских карт... Мы должны принять все меры для сохранения судов наших. Если же и допустить возможность проникновения неприятеля на север, то, согласно высказанному мнению, будем бороться до последней возможности.
Предложение Невельского было одобрено всеми собравшимися.
Командор английской эскадры Эллиот заранее торжествовал, предвкушая победу над русской Тихоокеанской эскадрой. Крейсируя в Японском море, он решил навестить те края, где некогда плавали славные мореплаватели Лаперуз и Браутон, доказавшие миру, что Сахалин — полуостров. Правда, французу повезло при этом больше: ему хоть удалось найти в этом далеком уголке земного шара какую-то бухту, названную им заливом Де-Кастри, а англичанин вернулся ни с чем. Но кто знает... может быть, тут еще что-нибудь найдется и позволит оставить о себе память благодарному потомству.
И вот три английских корабля — «Сибилла», «Хор-нет» н «Биттерн» — под командованием Эллиота вошли в воды Татарского пролива и поплыли на север. И тут, неожиданно для самого себя, командор Эллиот увидел в заливе Де-Кастри русскую эскадру. «Она забилась сюда, как в мышеловку, — решил Эллиот. — Правда, у русских кораблей сильная позиция — они стоят в глубине залива и могут обстреливать всех, кто появится на рейде. Ну что ж, — думал Эллиот, — надо выманить их из бухты».
Целых два дня Эллиот тщетно пытался вызвать русских в открытое море. Те не трогались с места. Тогда Эллиот срочно командировал один свой корабль к адмиралу Стирлингу с радостным известием: русские заперты в Де-Кастри. Сам он, чтобы не смущать русских, — может быть, они рискнут выйти из залива, — спустился чуть южнее и крейсировал там, боясь прозевать уход русских судов на юг.