Подвиг адмирала Невельского
Шрифт:
Но самое главное заключалось не в этом. По распоряжению, которое доставил Буссе, Невельской должен был немедленно приступить к выгрузке всего имущества и десанта, а судно отпустить в Аян. Затем, дождавшись прибытия другого корабля, следовало вновь произвести погрузку и лишь тогда идти па Сахалин для организации там зимовки. При этом, по приказанию из Петербурга, пост надлежало основать на восточном или за-
падном берегу остроза, но отнюдь не в заливе Анива. Пока же Невельской будет дожидаться прихода нового корабля, Буссе отправится в Иркутск, чтобы лично доложить Муравьеву об
Нет, положительно петербургские чиновники не представляли себе фактического состояния дел! Подавляя в себе негодование, Геннадий Иванович сразу же решил действовать по-своему.
Он тут же категорически заявил Буссе:
— Всякие комбинации занятия пункта на восточной или западной стороне острова без утверждения нашего в главном пункте не только не уместны, но и вредны и не соответствуют достоинству России... А я ни того, ни другого не могу допустить...
— Но, позвольте, — начал возражать Буссе, — в предписании ясно указывается, что вы должны...
— Не позволю! — резко перебил его Невельской. — Начальник, поставленный в такой отдаленный край, должен действовать не по предписаниям и приказаниям, а в зависимости от обстоятельств, какие возникают на месте; он должен иметь в виду только лишь достижение главной цели, служащей интересам и благу отечества. Главный пункт на острове — Томари-Анива. Там-то прежде всего мы и должны утвердиться, несмотря на то что это противно данным мне предписаниям.
Нетрудно представить, какой эффект произвели слова Невельского на Буссе. Еще в Петербурге он слышал много нелестного о начальнике Амурской экспедиции, о его чрезмерной независимости. Но такого самовольства Буссе не ожидал. Ему, ограниченному, безынициативному гвардейскому офицеру, «шаркуну» из великосветских салонов, нарушение предписания из Петербурга казалось святотатством. Ведь слепое выполнение инструкции куда спокойнее и выгоднее для карьеры исполнителя.
Но этот образ мыслей был чужд Геннадию Ивановичу. Развивая свой план действий, он сообщил Буссе, что, во-первых, не может выделить из состава экспедиции офицеров для десанта и поэтому на Сахалин придется отправиться самому Буссе; а во-вторых, для пополнения запасов он вместе с Буссе выйдет на «Николае» в Аян, а оттуда — в залив Анива, где и будет организована зимовка.
И, хотя Буссе предполагал провести зиму в губерна-
торской резиденции в Иркутске и ему нисколько не улыбалась перспектива зимовать иа Сахалине, он был вынужден подчиниться.
Вместо того чтобы разгрузить и отпустить судно, Невельской отправился на нем в Аян. Там, со свойственной ему настойчивостью, он добился пополнения запасов и, взяв лично на себя ответственность за задержку судна, 3 сентября покинул порт Аян.
Прежде чем пойти на Сахалин, Геннадий Иванович остановился в Петровском, оставил там различные инструкции по подготовке постов к зиме и, захватив с собой Ьошняка, направился прямо к заливу Апива.
* * *
Двадцатого сентября 1853 года, когда уже темень спустилась иа море, «Николай» вошел в воды залива Анива. К одиннадцати часам вечера судно приблизилось к берегу. Там, очевидно, все было погружено в сон. Ни один огонек не мерцал в темноте, ни один звук не долетал до корабля.
В трех четвертях мили от берега Невельской приказал бросить якорь. Но едва раздался грохот цепного каната, как на берегу вспыхнуло несколько огней. Они беспокойно заметались. Ветерок стал доносить какие-то непонятные шумы, отдельные возгласы. Затем огни остановились на одинаковом расстоянии друг от друга, и все стихло. По всему было видно, что на берегу приняли какие-то меры предосторожности.
На «Николае» убрали паруса. Команда ушла на отдых. На палубе остались только вахтенные. Геннадий Иванович строго наказал следить за берегом и окликать любую лодку, направляющуюся к кораблю.
Ночь прошла спокойно.
С рассветом открылся берег. В него вдавались три небольшие бухточки. В каждой из них раскинулось по маленькому селению. На холме, господствовавшем над окружающей местностью, виднелась батарея.
С восходом солнца от «Николая» отчалили две шлюпки. Невельской, Буссе и Бошняк направились к берегу, чтобы произвести рекогносцировку и отыскать место для высадки десанта. Странная картина предстала перед ними, когда шлюпки прибаизились к земле.
На всем своем протяжении берег казался вымершим — ни шороха, ни живой души. Наспех сколоченные складские помещения были забаррикадированы. Кое-где из амбразур торчали стволы орудий. Похоже было, что здесь приготовились к решительной обороне.
Невельской осторожно двигался вдоль берега, наблюдая в подзорную трубу за укреплениями. И вдруг он весело рассмеялся. Оказалось, что вся оборона противника — сплошной маскарад. На возвышенности были насыпаны восемь земляных куч, наподобие амбразур, а в каждую из них вставлена ширма с грубо нарисованной пушкой. Ночыо все это, пущей убедительности ради, освещалось фонарями, укрепленными на палках между амбразурами.
Выбрав удобное место для высадки, Геннадий Иванович возвратился на судно. Весь день прошел в подготовке к десанту. На берегу все было по-прежнему недвижно.
На следующее утро «Николай» поднял паруса и подошел к берегу на расстояние пушечного выстрела. Затем к берегу направился большой баркас с командой в 25 человек во главе с лейтенантом Рудановским. Сам Невельской, Буссе и Бошняк следовали за баркасом в шестивесельной шлюпке.
Едва только шлюпки коснулись земли, как из-за «укреплений» выскочила горсточка японцев. Они неистово орали, словно подбадривая друг друга, и размахивали обнаженными саблями.
Геннадий Иванович спокойно улыбался и ждал приближения японцев. Но они только кричали, а двинуться вперед не посмели.
В это время из-за прибрежных кустов вышло несколько айнов. Они робко подошли к Невельскому.
— Америка? — спросил один из них.
— Каук! — ответил Геннадий Иванович. — Лоча! (Нет! Русские!)
Убедившись, что это действительно русские с Амура, которые пришли сюда, чтобы защитить айнов от насилий иностранцев, делегаты обрадовались и оповестили об этом остальных жителей селения.
Через несколько минут все местные обитатели высыпали на берег. Они шли, размахивая ивовыми палочками с расщепленными в виде метелочек концами. Это был знак дружелюбия и гостеприимства.