Подвиг пермских чекистов
Шрифт:
Главари басмачей Дурды-Мурт и Ахмед-Бек были прямыми агентами английского империализма.
Восемь суток продолжалась погоня пограничников за басмачами. Пески, жажда, бойцы выбивались из сил. Тем, кто видел известный кинофильм «Тринадцать», нетрудно представить себе, в каких условиях совершал свой героический переход отряд. И все же пограничники успешно выполнили боевой приказ: настигли басмачей и вместе с отрядами дехкан наголову разбили их.
За умелое руководство боевыми операциями против басмачей Быстрых был награжден вторым орденом Красного Знамени и вторым нагрудным знаком «Почетный чекист». А когда исполнилась 15-я годовщина пограничных войск, на груди Николая Михайловича
После разгрома басмачества в Средней Азии Быстрых снова в Москве. Его последняя должность — главный инспектор пограничной и внутренней охраны, а затем заместитель начальника Главного управления милиции НКВД.
Большую жизнь прожил этот замечательный чекист!
В. СОКОЛОВСКИЙ
Девушка из Чердыни
«Когда город Пермь заняли белые, я служил в команде конского запаса. При эвакуации многие с нашего полка, в том числе я, спрятались по разным квартирам, а когда власть поменялась, я вернулся на службу и снова находился возле лошадей, как и при красных. Через неделю после прихода белых к нам в команду пришел прапорщик Воронов Егор Иванович и предложил вступить в партизанский отряд против красных. Я сразу записался, потому что за годы войны хозяйство у меня в деревне довольно исхудалось, а Воронов обещал за службу лошадей и другое пособие».
Следователь губчека Александра Лепсис отложила ручку и потрясла затекшей кистью. Снова придвинула протокол.
«В январе 1919 года наш отряд выступил. Мы ехали по деревням и вербовали добровольцев. Часть людей приходила к нам с оружием, приносили даже пулеметы.
Обычно было так: мы прибывали в деревню, и там зажиточные мужики, духовенство и иные лица доносили нам о коммунистах, активистах, прочих сочувствующих Советской власти гражданах. После того мы приступали к расстрелам и поркам. Я тоже порол и расстреливал.
Помню такой факт: в деревне Старые Часовни Воронову указали на старика, который помогал бывшей там прежде Советской власти. Фамилию и имя его я помню: Фаддей Чертков. Воронов приказал мне и Маркелу Поносову увести этого старика за деревню, но чтобы он больше в ней никогда не появлялся. Мы с Маркелом отвели его к реке Ласьве, посадили на берег спиной к себе и выстрелили в него из винтовок. Он упал на снег, а мы ушли обратно в деревню...»
— Хватит! — сказала следователь и ударила ладонью по поверхности привинченного к полу стола. — Хватит рассказывать, Шумилов, подпишите здесь...
Облизывая толстые сухие губы, он склонился над бумагой, стал выводить корявую подпись. Окончив эту процедуру, он снова сел на табуретку и глазами бывалого, муштрованного солдата поглядел на Александру. Взгляд смелый, открытый. Скуластое широкое лицо, большой нос с вывороченными ноздрями. Цвет глаз светло-светло-серый, словно они долго выгорали на солнце и под конец выгорели так, что почти слились с белками. Остались только зрачки — маленькие упорные точки.
Лепсис подошла к зарешеченному окну. Сад перед тюрьмой облетал. Листья лежали на влажной земле, узорно собирались в лужах. В саду играли ребятишки, с воплями бегали друг за другом. Эти ребята пережили здесь колчаковских вояк, так же бегали по саду... Она была тогда в Вятке, а по Перми ходили, гарцевали на лошадях такие вот шумиловы.
Ей стало страшно и одиноко. Сегодня, получив назначение в ревтрибунал армии, уехал муж, а она даже не смогла проводить
— Продолжим, Шумилов. Значит, ваш карательный отряд прибыл в деревню Бастрыги...
— Утром вызывает меня Воронов: неподалеку, говорит, на хуторе живет коммунист, арестуйте его вместе с женой, но сюда не приводите. Я взял с собой Онянова Фому и отправился. Коммуниста на хуторе не оказалось, мы взяли его жену и лошадь. Лошадь я привязал к своему седелку, а жену коммуниста гнали нагайками впереди себя. Как только мы заехали в лесок, я снял винтовку, приказал бабе повернуться и выстрелом в упор убил ее...
Бывшего следователя Пермской губернской чрезвычайной комиссии Александры Ивановны Лепсис уже нет рядом с нами. Она ушла от нас недавно, пережив своих детей. А они, дети ее — погибший на фронте сын Владимир и умершая незамужней дочь Клара, — не оставили после себя потомства. И — делать нечего! — пришлось обратиться к всемогущему Документу.
Бумага долговечней человека! Она способна передать многое. Бывает, что-то давным-давно уже забылось, а бумага все помнит.
«Согласно последнему распределению сотрудников по разрядам я с 12 разряда переведена на 9, из чего усматриваю, что я совсем не соответствую занимаемой должности, а поэтому прошу откомандировать меня в Губревтрибунал, согласно ходатайству последнего, или перевести на другую должность (например, машинистки, делопроизводителя).
«Настоящим удостоверяется право на ношение и хранение сотрудником ГубЧК Лепсис А. И. огнестрельного оружия: револьвера системы Смит-Вессон и 14 шт. патронов к нему».
«Тов. Лепсис предоставляется право подачи телеграмм с надписью «Военная. Срочно. Вне очереди».
— В январе 1919 года я выпросил у Воронова отпуск и поехал верхом в свою деревню. Переночевав дома ночь, я поехал гулять к друзьям в село Егорьевское. После того как мы выпили, я пошел в волостное правление. Там как раз заседала колчаковская следственная комиссия, и члены ее попросили меня расстрелять приговоренных за пособничество большевикам Кощеева, Шардина и Лядову. Я согласился, мне добровольно вызвались помогать жители села Козлов и Рогозин. Приговоренных мы сначала избили нагайками, потом посадили в сани и повезли на расстрел. Отъехав версты две, я в каждого из них пустил сзади по пуле, а мои помощники их добивали. Рогозин взял у меня шашку и лично рубил лежащих на снегу людей. Вернувшись из этого отпуска обратно в отряд Воронова, я узнал, что за заслуги произведен в подпрапорщики...