Подвиг продолжается
Шрифт:
— Да люди вы или овцы, мать вашу так!?
Яков врезается в самую гущу.
— Вы что, сами себя потопить захотели?
Толпа приостанавливается.
— Пошел! — кричит Яков шкиперу и стаскивает маленький трап.
«Трамвайчик» дрогнул, задымил и отвалил от берега. Толпа недовольно загудела.
— Тихо, граждане, без паники! — Яков поднимает руку. — Сейчас второй придет. И вообще... Возьмите себя в руки. За детьми смотрите.
Спокойствие милиционеров передается людям.
— ...Слышь, сержант,
— Не так страшен черт, как его малюют.
— А милицию на фронт возьмут?
— Если надо, сами пойдем.
— Да не слушайте вы его! Брешет он все! — летит вдруг из толпы. — Всем нам конец настал! Ему что, его под пули не пошлют!.. Коне-е-е-ц... Коне-е-е-ц, — надрывно гнусавит кто-то.
Яков спешит на голос. Люди расступаются, и видит он у самой воды того плюгавого, что куражился утром на пляже. Размахивая поллитровкой, надрывает глотку:
— Пей, братцы, все равно подыхать!
Яков сильно встряхивает его.
— Ну, ты, слизняк... Заткнись, или... разговор коротким будет! Понял?
Косясь на кобуру пистолета, плюгавый смиренно отходит от мостков.
— Пес вонючий, — бросают ему вслед. — Вот с таким и пойди на передовую...
Пришвартовался катер, и люди, облегченно вздохнув, стали садиться. Шли в каком-то скорбном и торжественном молчании, без паники, без суеты. Плюгавого обходили стороной.
...Котов с Клочковым уезжают последними. А Волга все так же голубеет, и небо заглядывает в реку, все так же носятся над водой стрижи, только песен не слышно.
Далеко от берега качается в волнах большой красный мяч...
2
Внешне город вроде не изменился. Дымили заводы, спешили люди по утрам на смену, пыхтели на Волге пароходы. И все-таки оно было — это тревожное ожидание неизвестного. Тревога росла, потому что сводки с фронтов поступали одна нерадостнее другой... Пожалуй, раньше всех в городе увидели войну работники первого (ныне Центрального) отделения милиции, когда на станцию Сталинград-I стали поступать эшелоны эвакуированных и раненых. Да, это была война...
Работа отделения перестраивалась на ходу. Петр Иванович Учакин и начальник отдела службы областного управления Герман Александрович Семакин даже спали около телефонных аппаратов. Транспорт «выбивали» везде, где только можно было. Для сотен и сотен людей, прибывавших в город, нужны были машины. Много машин. Раненых развозили по госпиталям, беженцев отправляли на пароходы.
Вместе с эвакуированными появился разный темный люд. Как воронье, слетались в город воры и мародеры. Все чаще поступали в отделение скверные вести: взломан склад, обворован магазин, ограблена семья...
Начальник первого отделения милиции майор Учакин позвал к себе секретаря парторганизации, командира взвода Котова.
— Ну, секретарь, что будем делать?
— Как
— Ну-ну, не горячись. И слушай внимательно. Решили мы дать тебе работу посложней, чем грабители.
— Я готов, Петр Иванович!
— Будешь встречать эшелоны. Кого куда — сам знаешь. Всем выделенным транспортом командуешь ты. Взвод твой усиливаем. И еще. Время, сам понимаешь, какое, так что в любых передрягах действуй самостоятельно. Все. Между прочим, жуликов тоже хватает. В толпе им «работать» легче. Смотри в оба...
...Прибыл очередной эшелон. Перрон заполняется тощими узлами, сумками, чемоданами. Котов стоит, слушает, запоминает. Жмутся сиротливо к ногам матери трое ребятишек. За ними дед в полинялой рубахе с суковатым костылем. Конопатый мальчишка зажимает в ручонке рогатку.
— Да брось ты ее, брось, — просит его мать.
— Не брошу, — упрямится мальчишка. — Я фрица из нее убью на войне.
— О, господи... — вздыхает женщина.
Маленькая девочка, обхватив ее шею, смешно таращит глаза:
— Мам, мам, а война — это кто?..
Страшно звучит в устах ребенка это слово «война»! А люди все идут, идут, идут... Милиционеры провожают их к машинам, приободряют подавленных эвакуацией людей. Переполненные грузовики уходят на стадион «Динамо». Здесь — сборный пункт. Отсюда на пристань, в глубокий тыл...
У Котова дел невпроворот. То он спешит на стадион, то снова мчится на вокзал... И всюду вопросы, просьбы, требования. Одних надо накормить, другим нужны лекарства, у третьих дети отбились... И тут появляется запыхавшийся Клочков.
— Магазин... Продовольственный... Подчистую...
— Где?
— У рынка... Ушли в сторону Гумрака.
— Остаешься за меня!
Трое на мотоцикле выскакивают за город.
— Жми! — требует Котов.
Воров настигли уже в Гумраке. Бросив машину с продуктами, двое нырнули в чужой двор. В огороде, заросшем застарелой лебедой, и скрутил Котов ворам руки...
Вернувшись в город, он разыскал Клочкова.
— Как у тебя?
— Все в ажуре. Людей перевезли. А у вас?
— У меня тоже. Воров привезли, — в тон ему отвечает Яков...
На пристани опять «ЧП». У старенького врача украли саквояж с семейными драгоценностями. Случилось это прямо на пароходе, незадолго до отправления. Старик метался по палубе.
— Да помогите же мне, люди!
Котов останавливает у трапа двоих:
— Никого не выпускать!
И медленно идет по рядам. Глаз у него наметанный, опытный. Всех обыскивать незачем. Ба, кажется, пляжный знакомый! С чего бы он тут?
— Ты что здесь делаешь?
— Я? Я это... родственницу вот провожал... Больную... — юлит парень и будто невзначай задвигает за спину старушки докторский саквояж. — Провожал вот... Родственницу...