Подвиг разведчика
Шрифт:
— Ф-у-ух, — выдохнул пожилой улем, опуская тяжело раненного на землю и обессилено присаживаясь рядом. — Все, Костя-майор, больше не могу!.. Отдохнуть бы надо, иначе сердце мое в клочки разорвется…
Уже несколько часов кряду он разговаривал с Яровым так, будто тот его слышал, оценивал действия, отвечал, советовал, поправлял. Но, увы — сотрудник «Шторма» по-прежнему не приходил в сознание и истекал кровью.
Отдалившись на безопасное расстояние от тоннеля, Чиркейнов израсходовал три ИПП, наскоро перебинтовав те раны, что нашел на теле спецназовца. Теперь достал последний, разорвал герметичную упаковку и наложил бинт на его голову поверх старой, насквозь
Позабыв об усталости, старик засобирался дальше.
— Мы дошли, Костя-майор! — радостно шептал он, приподнимая бесчувственного молодого человека и стараясь подлезть под него худой, зашибленной и до сих пор болевшей спиной. — Наконец-то добрались до людей… до Верхнего Ларса. Мы видели вчера это село, помнишь, Костя-майор? Рассматривали в бинокль с другого берега… Сейчас наши страдания закончатся!
Его слабые, трясущиеся от неимоверного напряжения в коленях ноги едва сумели распрямиться под тяжестью полуживой ноши. А, распрямившись и сделав десяток неверных шагов, почему-то остановились…
— Что же я делаю?! Не-ет!.. Ты бы, Костя-майор, так не поступил, — потоптавшись на месте, привалился он к поваленному дереву. — Ты бы сказал мне своим спокойным ровным голосом: вспомни, Ризван Халифович, переведенные тобой ответы умиравшего близ села Ольгети бандита. Разве не в Верхний Ларс собирался ехать его сотоварищ — чеченец в кепке?! Разве не в этом ауле он намеревался встретить и воссоединиться с проклятой колонной?! И уверен ли ты, старик, что он поджидал здесь этих разбойников в одиночестве?! А-а, то-то же! Так куда ж ты меня тащишь, наивный человек?! Колонна до села, слава Аллаху, не дошла, да тот головорез в кожаной шапке и ему подобные вполне могли там задержаться! И на дороге нам лучше не появляться — мало ли там сейчас лиходеев под видом добрых людей…
Набрав вдоль берега веток, богослов уложил командира поверх сооруженной «подстилки». Омыл его лицо и руки холодной водой, насухо вытер полой тонкосуконного халата. Часа полтора Чиркейнов отдыхал, расслабившись и неподвижно сидя неподалеку. А после продолжил нелегкий путь на север вдоль русла Терека раздвоенного узкой каменной косой…
— Я ведь не всегда был так одинок, как сейчас. Доченька моя в Осетии жила… Назад тому всего полгода жила… Родила внучку, маленькую такую, симпатичную, веселую. Они обе меня в Дербенте регулярно навещали, кажнее лето, — рассказывал пожилой улем, а голова Константина покачивалась не его на плече в такт коротким шажкам, словно кивая, соглашаясь и сопереживая. — Прошлым летом не приехали — меня к себе в конце августа позвали. Извинялись… Говорили: некогда ехать — девочку в школу собираем, в первый класс. Тогда я взял гостинцев и отправился к ним сам…
За спинами двух разведчиков давно исчезли огни Верхнего Ларса. Всюду царила непроглядная темень, пугающая тишина. И только справа иногда доносился шум водяных потоков, разбивавшихся о камни на речных перекатах, да слева шуршали шины редких автомобилей там, где дорога петляла вблизи от берега. Машины проносились по шоссе много выше, но где-то впереди полотно ниспадало почти до уровня Терека — всполохи лучей и отблесков фар хорошо освещали заснеженную низину с чернеющей посередине водой.
— Не успел я повидаться с ними, Костя-майор, не успел… Билет купил на тридцать первое, раньше выехать не мог — мал-чуток прихворнул. Ах, как же все тогда не складывалось!..
Впереди показалась россыпь огней какого-то селения. Уставший и обессиленный старик снова решил отдышаться и обосновался с израненным, полуживым майором на чистой от снега отлогости.
— Ты не беспокойся, Костя-майор… мы успеем до рассвета к людям, успеем, — прошептал он и повел дальше свое невеселое повествование: — Вдруг небо словно почернело, огнем разверзлось. Выстрелы, крики, стоны… Все смешалось, закружилось; люди побежали — кто куда. Я бросился к внучке, да какой-то негодяй в черной маске ткнул мне прикладом в висок. Сколько пролежал — не ведаю. Очнулся, когда понаехали военные, милиция, врачи… Детей вместе с родителями террористы загнали в школу и что-то требовали от властей, требовали…
Он вздохнул и помолчал, наверно, заново переживая те страшные минуты…
— Потом я просил какого-то начальника связаться с бандитским главарем, предлагал себя взамен дочери и внучки. Чеченский изверг отказал… Дальнейшее происходило как в тумане, точно глаза мои смотрели сквозь запотевшие очки: переговоры, штурм, стрельба, взрыв… И сотни мертвых тел, извлекаемых из-под завала…
Старик схватился иссохшими ладонями за голову, свез чалму на лицо, и плечи его легонько задрожали. Он еще долго оплакивал свою дочь и любимую внучку, а нежные дуновения ветерка с реки бережно колыхали редкие и совершенно седые волосы…
Яровой впервые пришел в себя, когда Чиркейнов вынес его к обочине дороги у южной окраины села Нижний Ларс. За восемнадцать часов, отделявших раннее утро от событий у злосчастного тоннеля, богослов протащил его на себе почти пять километров. Дедова душа к сему моменту, казалось, и сама была не прочь распрощаться с изнеможенным телом. Уложив на сухую прошлогоднюю траву раненного командира, он повалился рядом и долго не мог унять клокочущего дыхания…
— Где колонна? — внезапно прошептал кто-то поблизости.
Улем не отреагировал, полагая, что слова пригрезились в одолевавшем от усталости сне.
— Где колонна? — немного громче прохрипел голос.
Тогда он приподнялся на локтях и с радостным удивлением посмотрел на офицера:
— Костя-майор, я рад тебе сообщить: мы с тобой живы. А колонна…
Левый глаз молодого человека скрывался под слоями окровавленных бинтов, правый же пристально смотрел на табарасана…
— Я не видел последствий взрыва, — честно признался тот, — но и не слышал идущей на север техники. Когда мы свалились вниз, сверху доносилась только стрельба, а моторы перестали гудеть.
— А дальше?.. Что произошло дальше?
Ризван Халифович сел, скрестив по-турецки ноги и, неопределенно вскинул к чалме брови:
— Самолеты прилетали; шумели гусеницами танки, идущие по шоссе с севера на юг; и ружья долго наверху трещали. А после наступила тишина.
— Тишина… — негромко повторил Яровой.
— Ты полежи здесь в кустах, Костя-майор. А я схожу в аул и вернусь за тобой.
С этими словами Чиркейнов встал и, покачиваясь на непослушных ногах, побрел в Нижний Ларс…