Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа (полная серия)
Шрифт:
Банко вздрогнула.
– Я друг вашего князя К., – продолжал Тайнер, – я друг дона Хозе, и я пришел к вам тоже как доброжелатель.
– Это трудновато.
– Нисколько. Пока князь К. не узнает о вашей измене, он будет счастлив, пока дон Хозе будет принимать вас за польскую княгиню и жену иностранного генерала – он будет любить вас…
– Дальше, – проговорила Банко в нетерпении.
– Но если дон Хозе узнает ваше настоящее положение, он откажется от ночных посещений и не введет вас в дом знакомого
– Скажите, пожалуйста, вы и это знаете?
– Я вам сказал, что знаю все.
– Чего же вы от меня хотите?
– Я хочу, чтобы вы приняли меня в вашу игру.
– Но… зачем же?
– Это моя тайна.
– А вы обещаете мне, что князь ничего не узнает?
– Обещаю.
– И дон Хозе также?
– Разумеется.
– Я согласна.
– Отлично. Но я должен предупредить вас, что кто хочет быть моим партнером, должен быть молчалив как рыба; малейшая нескромность сопровождается ударом кинжала.
Банко в страхе подняла глаза на незнакомца и, встретив его решительный взгляд, сразу поняла, что находится во власти этого таинственного человека.
Спустя два дня дон Хозе явился с завязанными глазами в аньерскую виллу уже в десятый раз.
– Друг мой! – обратилась к нему Банко. – На днях я попрошу, вас провести со мною целый день.
И она указала на хорошенький будуар.
– О! – вскричал восхищенный дон Хозе. – Это будет райский день.
– Есть у вас безусловно преданный вам слуга?
– Есть – человек, жизнь которого в моих руках.
– В таком случае отправляйте этого человека каждый день в три часа в Тюильрийский сад в ливрее и с синей кокардой…
– Вы просто загадка.
– Живая, не правда ли?
– И восхитительная, – сказал он, целуя маленькую ручку Банко.
На другой день Цампа прогуливался в ливрее по Тюильрийскому саду, а дон Хозе был у Концепчьоны де Салландрера.
Минуты через три к Цампе подошел незнакомец, который впоследствии являлся у Фатимы в образе сверхъестественного существа.
– Вас зовут Цампой? – спросил его таинственный незнакомец.
– Да.
– Дон Хозе взял вас к себе, чтобы избавить от смертной казни?
Цампа вздрогнул. Он никогда не допускал, чтобы дон Хозе мог выдать кому-либо эту тайну (а между тем он рассказал ее Банко, желая доказать, что имеет человека, жизнь которого в его руках), и сразу в глазах португальца сверкнула молния ненависти и жажда мести.
Незнакомец продолжал:
– Достаточно одного слова, сказанного императорскому прокурору, чтобы сдать вас в руки испанского правосудия.
– Чего вы от меня хотите?
– Я хочу, чтобы вы изменили дону Хозе, мне необходимо это для достижения моей цели. Ручаюсь вам, что дон Хозе не узнает вашей измены.
– Чем же я могу услужить вам?
– Когда я узнаю, зачем дон Хозе ходит каждый вечер в улицу Роше, ты получишь десять тысяч франков, а когда брак дона Хозе с Концепчьоной сделается невозможным, ты получишь сто тысяч; а в промежутке этого времени ты будешь получать от меня жалованья по две тысячи франков в месяц.
Цампа, подкупленный столь дорогою ценою и руководимый ненавистью к своему избавителю, рассказал до мельчайшей подробности о Фатиме, ее ревности, а также о потайном входе в будуар молодой цыганки.
– Нужно надавить на пружину, – объяснил Цампа, – картина поворачивается и открывается вход.
– Ты разве бываешь у цыганки?
– Каждый день: я одеваюсь в черный фрак и белый галстук и отправляюсь туда в качестве домашнего доктора.
– Отлично, завтра ты проведешь меня в этот тайник. В девять часов вечера ты будешь здесь.
– Слушаю, – сказал Цампа и, поклонившись незнакомцу до земли, ушел.
Теперь вернемся к отравленной Фатиме.
– Дон Хозе отравил вас! – произнес таинственный незнакомец.
– Но ведь он пил мараскин вместе со мной, – проговорила взволнованным голосом цыганка.
– Дон Хозе заблаговременно принял противоядие.
– А, понимаю, – вскричала она, – но он не рассчитывал на мой кинжал… Если я должна умереть…
– Вы не умрете, друг мой, ибо тоже приняли противоядие – тот белый порошок, который вы нашли под вазой.
– А! – радостно вскричала суеверная цыганка. – Теперь я уверена, что вы отец мой. Теперь я убедилась, что дон Хозе хотел моей смерти, дайте мне доказательство его измены, и вы увидите, что я умею держать клятву!
– Терпение – и вы все узнаете… Теперь слушайте меня! Завтра дон Хозе узнает, что вы живы, а так как он решил, что вы должны умереть, то употребит другой способ, – но не бойтесь ничего: я бодрствую над вами. Но вы должны продолжать свою роль.
– Какую?
– Быть с ним по-прежнему ласковой.
– Но ведь он узнает, что я приняла противоядие.
– Не вставайте завтра с постели до трех часов; а когда придет дон Хозе, пожалуйтесь ему на тяжелую голову и продолжительный сон и припишите это большой дозе опиума, который вы будто бы приняли.
Он опять завязал глаза Фатиме и скрылся, прошептав ей на ухо:
– Остерегайтесь кормилицы и негра!.
Спустя два часа после того, как дон Хозе отравил гитану, он был уже у восхитительной Банко.
Она была бледна и казалась сильно расстроенною:
– Боже мой, что с вами? – спросил дон Хозе.
– Друг мой, – отвечала она после короткого молчания, – я должна вас оставить: я уезжаю.
– Оставить меня? Это невозможно.
– Такова воля моего мужа.
Дон Хозе вообразил, что влюблен в нее до безумия и что ему невозможно жить с ней в разлуке.